А наутро страшный бой. Немец попёр, как оглашённый. Атака за атакой, атака за атакой. Ну я грешным делом думал, хана нам. В лучшем случае драпанем, благо и лесок в тылу неподалёку, в худшем – заутюжит нас германец танками. Как пить дать заутюжит. Не раз приходилось видеть такое. Страх божий… Смертушка лютая…
Исход боя решили спецгрупповцы. Действовали, как боги. Косили штабелями фрицевскую пехоту из своих ППШ. При них было ещё два трофейных МГ. Так пулемётчики вообще творили чудеса. Любо–дорого посмотреть. И где они такому только поднаторели? Загадка… И танков пожгли своими собаками – видимо–невидимо. Я такого ещё никогда не видел. Одно слово: чудеса творили, да и только. Вот таких бы вояк да с первого дня войны! Глядишь, и драпать бы до самой Москвы не пришлось. Ещё у самой границы всю немчуру под корень бы извели. С такими-то вояками это уж точно.
Кисло немчуре в тот день пришлось. Ещё как кисло. Поняли, гады, что такое русское накось выкуси. То-то же и оно. Не все вам, сволочугам, нас колошматить. И вам красную юшку подпустили, да ещё какую – закачаешься! А то – не все коту Масленица. Поминайте, суку, вашу гитлеровскую маму, чтоб ей пусто было.
Вот так-то оно воевать можно. Одна закавыка только, да, пожалуй, самая существенная. Спецотрядовцы побыли и ушли, перебрасывают их на самые опасные участки. А артиллерии как не было, так и нет. Вот и повоюй тут… Хоть и пополнение не только в роте, а по всему полку – вроде бы живи и радуйся, – ан нет. Какое из чурок пополнение, едрена вошь, а–аа?
Вояки они некудышные, прости меня, господи, бздуны все до одного. Только–только атака началась, так они засели на дно траншей и про оружие забыли. Глаза от страха таращат. Вонь от них стоит несусветная. Выходит, не только перебздели, а в штаны ещё наклали. Так, курвы, и просидели, пока бой к вечеру не закончился. Фрицы атакуют, а им все по фигу. Пинка ему врежешь – подымайся, стреляй. А ему хоть бы хрен. Не подымается, чурбан проклятый. Башкой своей трясёт, как истукан, и глаза таращит. Не хочет воевать, и все тут – хоть ты тресни. Режь его, убивай – бесполезно. Не подымется. Чурки, они и есть чурки.
Но и особисты не промах… Взяли с каждого взвода по нескольку человек, отв ели в лесок неподалёку от позиций батальона и расстреляли. Так они сразу поумнели. А то заладили своё – моя твоя не понимай. Подействовало лекарство в девять граммов. Залопотали по–русски. Некоторые так чешут, будто из пулемёта строчат. А до этого придуривались, выходит.
Пошерстили особисты мусульманское пополнение по всему батальону после боя. Здорово пошерстили. И сразу все пошло на лад. Выходит, что с ними только так и надо поступать? По–другому они не понимают?..
А ротой в бою командовал один из особистов, старлей. Лихо командовал, надо сказать. Толково, грамотно. В труса не играл и за спинами других не прятался. По всему видать, не всегда в особистах ходил. Видно сразу – бывший пограничник, как и другие спецгрупповцы. Как я определил? А запросто. Срочную-то я служил не первый год и под Белостоком, у самой границы. А у погранцов, особенно у командиров, особая стать. За версту сразу видно, кто есть кто. Вот и смикитил я в тот раз, что и среди спецотрядовцев все сплошь и рядом погранцы, и не просто погранцы, а младшие командиры. Ну, лейтенанты там, или «младшие», но именно командиры.
Хоть старлей из особистов не только мне одному по душе пришёлся, но нашего ротного мне все равно жалко. Сгорел не за понюх табаку. Да через такое пекло с ним прошли – не каждому доведётся.
(А красный карандаш ещё не раз и не два гулял по тексту, подчёркивая странные русские выражения и проставляя знаки вопроса на полях…)
В том бою старшина–стукачок, шестёрка поганая, без обеих ног остался. Оттяпали ему ноги по самые помидоры. Бог, он-то шельму метит. Мина «огурец» разорвалась в окопе прямо перед ним. А у неё сколки острее бритвы. Никуда не спрячешься. Так что сразу вместо ног – каша сплошная. Как он там теперь в медсанбате, никто не знает. Уж за него точно никто пить не будет…
Что-то неуютно я стал чувствовать себя после того, как ротного замели. То один из нашей «былой» компании к особистам загремел, то другого бесследно конвоировали в особый отдел. Скоро и мой черёд на распыл настанет. Тут любой поймёт… Тем более я последний остался. Пора драпануть к германцу. Иначе загребут и меня под белы рученьки товарищи особисты. Как пить дать загребут. Хрен его знает, этого стукача–курвеныша, что он «там» про меня наплёл. А наплёл – это уже точно.
Послали как-то меня вместе с одним «чебуреком» в секрет на нейтралку. Ночью. Вот он – мой шанс! Больше такой везухи может и не быть. Или фрицы что-то учуяли, или так… Но давай нас минами обкладывать. Лупанули так лупанули! «Чебурек» с перепугу деру дал назад, к окопам. А у фрицев каждый метр пристрелян. Не думаю, что он благополучно добежал. Вряд ли.