Тайное оружие фюрера (Сборник)

А совсем рядом, в двух-трех километрах от нового лагеря военных медиков, располагался тот самый «чертов мост», над которым в настоящий момент кружили самолеты ВВС ЮАР, сбрасывая на него следующую порцию авиабомб. Но вот один из «Миражей» в небе задымил, резко пошел на снижение и взорвался прямо над госпиталем, превратившись в большой огненный шар. Несмотря на то что обломки сбитого самолета упали вблизи медицинских палаток, все, кто там находился, и раненые и здоровые, радовались так, будто уничтожили этот вражеский самолет собственноручно.

Поздним вечером в жилую двухместную палатку Стрешнева наведался подполковник Санчес-Романтеев, тот самый Федор Аверьянович - «советник по разведке и контрразведке», которого Аркадий считал «добрым хитрованом, рядящимся в шкуру простецкого парня». За плечами у контрразведчика был потертый от времени вещмешок, в котором что-то аппетитно позванивало и булькало.

- Ты, того-самого, - прохрипел малорослый мужчина, который все время еще и сутулился, будто хотел всегда оставаться незаметным, снимая с плеч мешок, - на стол накрой. Требуется твоя… нет, ваша, медицинская консультация. Как говорится, боль врача ищет.

- Сначала дело, а потом посиделки, - веско ответил Аркадий, вставая с походной койки, на которой лежал поверх одеяла до визита Романтеева. Приход контрразведчика его не слишком обрадовал.

- А где майор Винсан? - кивнув на соседнюю раскладушку, поинтересовался Федор Аверьянович.

- На дежурстве в приемном отделении.

- Да, там не соскучишься, - сочувственно покивал головой подполковник, начиная снимать с себя верхнее обмундирование и продолжая путаться в обращении к хирургу на «ты» или на «вы». - Вы, того самого… обрати внимание на эту дрянь у меня на спине. Нашел? Под правой лопаткой…

- Воспаленная атерома, - сразу выдал свой диагноз хирург. - Надо оперировать!

- Надо-то надо… Того-самого! Да только мне ее уже дважды оперировали в нашей спецполиклиннике в Москве. Ну и что? Хватает максимум на два-три месяца, а потом все по новой. Понимаешь, выделяется из нее какой-то червяк…

- Вы скажете тоже, «червяк», - усмехнулся Стрешнев. - Просто нарушается под кожей жировой обмен, протоки потовых желез забиваются и секрет капсулируется, а когда его переизбыток, начинает разлагаться и нарывать, то…

- Точно! Так распирает, что хоть волком вой. Пока кто-нибудь не вскроет и не отсосет… В смысле, не выдавит «червяка», просто места себе не нахожу. Сам-то я туда дотянуться никак не могу! Руки, понимаешь, коротковаты. Жена помогает, когда рядом. А когда жены нет, то…

- Понятно. Неуспех предыдущих оперативных вмешательств обусловлен тем, что плохо вычистили проблемный участок. Тут нельзя оставлять даже споры этого жировика…

- И ты того-самого… вы абсолютно правы! - перебил врача контрразведчик. - Но самое интересное, что эта гадость началась у меня еще во время службы в Туркмении. Там же жара хуже, чем здесь. Опять же питьевой режим. Вот в чем загвоздка! Хотя здесь, в Африке, еще хуже…

- Надо оперировать! - подвел итог капитан медицинской службы.

- Как только, так сразу, - согласился Романтеев, надевая обмундирование. - Только вот, того-самого, разгребу ворох своих дел и сразу к вам на операционный стол. За этим дело не станет.

- Что будем пить? - взял быка за рога Аркадий. - Чай, кофе, медицинский спирт?

- Нет. У меня тут все с собой. Хорошая водка и закуска прямо из Москвы от Елисеева. Кстати, вы знакомы, того-самого, с Елисеевым?

- Не имел чести, - пожал плечами Стрешнев, расставляя на прикроватной тумбочке оловянные кружки и другую посуду. Потом, подержав в руках бутылку водки, восхищенно поцокал языком: - О! «Столичная»! Это штука знатная.

- Ну да, ты же у нас будешь уроженец Ленинградской области. А Елисеев - штучка московская. Был такой купец в Москве еще той, дореволюционной. Стало быть, он-то в самом центре столицы и организовал большой хороший магазин. Его до сих пор москвичи называют «Елисеевским».

- Да, я что-то об этом слышал.

- Наливай по первой! - как старший по званию приказал подполковник. - А закусим балычком на черном хлебушке… Дефицит, между прочим, даже для Москвы.

- В Ленинграде черный хлеб называют просто хлебом, а белый - булкой… - заметил Аркадий.

- Эх, мать его, как приятно вспомнить про Родину, когда от нее далеко-далече, - вздохнул Романтеев и поднес кружку с водкой ко рту.

Они выпили по первой, закусили.

Стрешнев посидел немного с закрытыми глазами, вспоминая подзабытый вкус русской водки, - ведь последнее время пить в основном доводилось только ром да джин, не считая, конечно, неразбавленный медицинский спирт.

«Хорошо сидим, - подумалось ему. - Прямо как с Игорьком в курсантском общежитии. Добрые старые времена в академии! Но нет, брат, шалишь! - настраиваясь на критический лад, сказал себе Аркадий. - Не только из-за атеромы приперся ко мне этот Романтеев. Что-то ему от меня еще нужно. Вот только что именно?»