Тайное Пламя. Духовные взгляды Толкина

Возможно, именно этот комментарий особенно полно показывает, что для Толкина динамика мужского и женского начала подразумевает не просто пару, в которой гармонично объединены эльфийский и человеческий элемент нашей природы, но пару плодоносную, то есть открытую к благословению новой жизнью. «Эрос» смиренного Сэма, его любовь к эльфам, уводящая его в путь, — осуществлен и благословлен не просто через брак с Рози, но и через рождение в его доме Эланор и других детей.

ИСЦЕЛЕНИЕ АРДЫ

Христианское откровение в романе «Властелин Колец» отнюдь не явно. Толкин размышляет о многих ключевых темах, занимающих богословов, но мысли свои облекает в художественную форму — по большей части в виде символов и образов[100]. Однако созданный им вторичный мир помещен в прошлом нашего мира. Это позволило более непосредственно увязать его с первичным миром, — когда это удавалось сделать, не разрушая концепции. Такие попытки Толкина свидетельствуют о том, как серьезно он воспринимал свой собственный замысел.

«Речи Финрода и Андрет» из десятого тома «Истории Средиземья» предполагалось включить в Приложения к Сильмариллиону. С богословской точки зрения это, пожалуй, самый интересный из всех опубликованных посмертно трудов. Текст производит глубокое, неизгладимое впечатление. Действие разворачивается в Первую Эпоху Солнца еще до встречи Берена и Лутиэн; Финрод, один из братьев Галадриэли, беседует со старой мудрой женщиной. К фрагменту прилагается детальный комментарий и примечания Толкина, в которых содержатся его самые продуманные размышления о смерти и душе, об отношениях людей и эльфов и о конечной судьбе обоих народов. Мы уже убедились (см. главу 4), что смерть — одна из главных тем в сочинениях Толкина. Здесь предмет разбирается наиболее подробно.

Диалог исполнен внутренней напряженности и горечи, а причина этого выясняется лишь в самом конце. Андрет в юности полюбила Аэгнора, одного из братьев Финрода. Аэгнор, над которым годы не властны, расстался с ней, а сама она поблекла, постарела. Пытаясь ее утешить, Финрод опровергает предположение о том, что старение и смерть приходят от Моргота. Он вынуждает Андрет признаться, что в далеком прошлом люди, возможно, совершили какое–то преступление и навлекли на себя кару Единого. Подобно всему, что приходит от Эру, смерть, по–видимому, замышлялась как благой дар, который должен не причинить нам боль, но улучшить нашу природу. Ни плоть, ни смерть плоти не задумывались как тяжкое бремя; ничто не было злом изначально (в полном соответствии с католическим учением Толкин сознательно противостоит гностическим и манихейским учениям, согласно которым физическое тело — зло, и мы должны вырваться за его пределы).

Финрод приходит к выводу, что дар смерти, разъединение души и тела, изначально не облекался в такую трагическую форму. Величайшая из побед Мелькора — превращение этого дара в противоестественное страдание. Однако до падения душа человеческая не должна была оставлять тело разложению; душе предстояло забрать его с собой за пределы королевства Арда — в вечность. Это было бы успение, люди уходили бы живыми на небо. Тело освобождалось бы от ограничений времени и пространства и исцелялось от всех последствий того ущерба, который Мелькор изначально нанес материи Арды.

За предположением Толкина стоит долгая предыстория. Богословы Католической церкви сходятся на том, что разделение души и тела в человеке «противоестественно». В определенном смысле две составляющие человеческой личности нельзя разделить, они нужны друг другу. Поскольку наше состояние до падения — самое «естественное», некоторые богословы задаются вопросом: а умерли бы Адам и Ева, если бы не вкусили запретного плода? Книга Бытия сообщает нам, что, по совершении первородного греха, Господь изгоняет их из сада: «как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт 3:22). Вероятно, подразумевается, что в саду росло некое древо жизни, и человек должен был вкушать от него в должный срок, но из–за совершенного греха оно ушло за пределы досягаемости. Иначе говоря, в какой–то миг, по всей видимости, человека настигла бы смерть, и он с дозволения Божьего вкусил бы от древа жизни. Другими словами, по исходному замыслу смерть пришла бы — но облеклась в иную форму.

Мелькор превратил смерть в проклятие; но и это не все. Финрод полагает, что, помешав «успению» нашего тела, Мелькор, возможно, помешал и спасению эльфов. Они бессмертны, но окажутся лицом к лицу со смертью Арды, когда завершится само время. По исходному замыслу Эра, успение человеческих тел подразумевает «новое небо и новую землю»[101], «Арду Возрожденную», где эльфы, вероятно, жили бы бок о бок с людьми, своими избавителями, в вечном настоящем, исполненном неиссякаемого блаженства. Теперь, в «Арде Искаженной», это, по–видимому, утрачено навеки.