Тайное Пламя. Духовные взгляды Толкина

Похвала несколько преувеличена, хотя я вполне согласен, что актерская игра (в случае всех ключевых персонажей до единого) заслуживает оценки куда более высокой, нежели явствует из вердикта Американской киноакадемии. Однако я не предлагаю сравнивать трилогию Питера Джексона с другими значимыми картинами, не говоря уже о шедеврах великих гениев, таких, как Бах и Шекспир. Я всего лишь попытаюсь сопоставить фильм с книгой. Если это и высшее на сегодняшний день достижение кинематографа, то и оно не лишено недостатков; в придачу к совершенно гениальным моментам (их так много, что здесь все не перечислишь) в трилогии немало досадных недоработок. Однако я прихожу к выводу, что фильм передает дух книги — и в большей степени, чем многие из нас смели надеяться. И за это христиане сочтут нужным возблагодарить ту же незримую силу, что, несомненно, помогала Толкину в создании исходного замысла[127].

Поскольку фильм хвалят столь единогласно и бурно, я начну с придирок. Кейт Бланшетт, возможно, достаточно красива для роли Галадриэли, но ее нарочито нервирующая манера и постановка голоса ужасны; по мне, она — одна из немногих неверно подобранных исполнителей в фильме. С другой стороны, Орландо Блум в роли Леголаса искупает все. Именно так и следует играть эльфа — пожалуй, именно так ему и полагается выглядеть. В целом эльфы в фильме чересчур «очеловечены» и невыразительны, чересчур самодовольны и помпезны в сравнении с эльфами книги — могучими и при этом непостижимыми, серьезными и однако ж любителями повеселиться. На экране мы видим эльфов главным образом ночью или в сумерках, в то время как Толкин зачастую изображает их (в Лориэне так непременно) в ясном свете дня, дня куда более яркого и красочного, нежели в нашем мире. Однако кинематографическая интерпретация эльфов и сопутствующая им скорбная, западающая в память музыка вполне объяснимы: так проще донести до зрителей (незнакомых с мифологическим контекстом сюжета) тот факт, что время эльфов в Средиземье заканчивается. Фильм насквозь проникнут ощущением трагедии истории и космической энтропии; возможно, иными способами это чувство не удалось бы воссоздать столь убедительно.

А как же Шир, еще один «мир в пределах мира», столь близкий мироощущению Толкина? Бэг—Энд, несомненно, безупречен. С другой стороны, Хоббитон, на мой вкус, чересчур отдает диснеевщиной. Наверное, только английский режиссер сумел бы уравновесить юмор и серьезность в изображении Шира. В конце концов, в книге это — мир «реальной жизни». Толкиновские карикатуры на английских селян по–доброму смешны, но при этом весьма красноречивы. У Джексона карикатура преобладает, обитатели Шира умаляются до уровня шутовской клоунады, а толкиновский глубокий анализ английской души отчасти исчезает. Это особенно важно в конце третьего фильма, где Очищение Шира опущено полностью и путешественники возвращаются на родину, совершенно не затронутую великими событиями «в чужедальних краях».

Тем самым сюжет обедняется; но, опять–таки, у режиссера на то были свои причины. Возможно, он считал, что фильм — уже не «мифология для Англии», но мифология для современного мира в целом. «Шир» отчасти утратил свой резонанс, даже в Англии, где сельские деревушки, памятные Толкину со времен детства, исчезли безвозвратно. Джексон, по всей видимости, решил сосредоточить внимание в первую очередь на эпической теме и на драме Арагорна, в частности, вместо того, чтобы попытаться воспроизвести толкиновское искусное переплетение эпоса с повседневностью во всех его проявлениях. Не скажу, что режиссер был так уж не прав: ведь фильм невозможно ни удлинить, ни усложнить, не пожертвовав при этом внутренней согласованностью. Однако не исключено, что это решение еще больше усугубило изъян, отмеченный столь многими: бесконечно долгий финал после первой кульминации. В романе бессчетные встречи и прощания, последовавшие за развязкой у Черных Врат и на Горе Рока, сопряжены с совершенно новой драмой — драмой хоббитов, что возвращаются домой, преображенные в результате пережитых приключений, и оказываются лицом к лицу со злом, насажденным Саруманом в Шире. Без этой нежданной второй кульминации последняя часть фильма неизбежно кажется чересчур растянутой: без столкновения с искажением на родной земле заключительные эпизоды оставляют ощущение некоторого пресыщения.