Тайное послание библии.

Образ бытия преподобных лучше всего описывает паламитский термин “синергизм”: совместное действие человека и Бога; главным содержанием этого совместного действия было участие человека в продолжающемся творении самого себя. Подвиг преподобных – это высшее достижение христианства, то, что ему безусловно и безоговорочно удалось. Задача сотворения личности требовала уединения, решительного ухода из социальной жизни: “всех люби, от всех беги” – говорил основатель монашества св. Антоний. В меру сил подражая отшельникам-аскетам, жившие в миру христиане учились духовной сосредоточенности, одинокому предстоянию перед Богом, перестраиванию своей души в соответствии с Божественным замыслом о человеке. Благодаря векам христианства в нас утвердилось сознание: человеческая личность – при всей ее греховности – есть высшая ценность в глазах Самого Творца; поэтому каждый человек – при всем его несовершенстве – есть святыня для всех остальных. Каждый, кто покушается на права и достоинство личности, совершает преступление против Того, Кто эту личность сотворил и продолжает сотворять. Личность не есть только часть рода; напротив, цель существования рода есть продолжение творения личности; богатство традиции при этом становится достоянием каждой личности, глубоко осознанным и свободно принятым.

Тот, кто не понимает величия и трудности этого высшего Божественного задания, может решить, что история уже кончилась, что у человечества уже не осталось никаких существенных дел на земле. Цель Бытия – развитие человека в бесконечной перспективе Божественного Первообраза. Если же эту цель видеть лишь в создании временных форм устроения жизни, в достижении чувства относительного благополучия и удовлетворенности жизнью – то каждое очередное крушение этих форм будет казаться концом истории или даже неудачей творения. Тот, кто из духовной лени или маловерия не хочет принимать участия в продолжающейся Божественной работе по сотворению человека и мира – рискует впасть в состояние религиозного пессимизма, который у одних принимает форму безропотного подчинения року, у других – форму самоубийственного бунта. Подкрепление этому пессимизму пытаются найти в Откровении Иоанна: ведь, если не верить в обетование мессианского царства, содержащееся в этом Откровении, то история кончается торжеством антихриста, окончательной победой зла на земле.

32. Истоки глобального пессимизма.

Именно этот глобальный пессимизм дает как бы моральное обоснование для “глобальной революции”: “По мнению традиционалистов, то есть людей признающих превосходство Духа над материей, Сакрального над профаническим и т. д., сам процесс циклического развития протекает по нисходящей – от Золотого века к Железному, от Земного Рая к Земному Апокалипсису, Земному Аду… Наша цель не впереди и не сзади. Настоящее для нас еще более ненавистно, чем прошлое и будущее… Нас способна удовлетворить только Вечность, и поэтому – мы любим тебя, Революция!” (А. Дугин, стр. 338-342).

Пессимизм А. Дугина и ему подобных, по крайней мере, последователен, так как основан на принципиальном отрицании самой идеи Творца и творения. Попытка утверждения бытия без Бога абсолютно несостоятельна, что с такой глубиной и бескомпромиссностью пережил и высказал уже Гаутама Будда. Бытие без Творца обречено на самоуничтожение; в этом случае единственный путь к освобождению – это путь в небытие. Но гораздо труднее понять истоки исторического пессимизма у верующего христианина.

Вот что пишет об этом диакон Андрей Кураев: “История нужна, пока у человека есть свобода. Когда свобода последнего выбора отнимается, створки истории схлопываются. Движение невозможно. Как равнинная река намывает себе плотину и вынуждена затем искать другое русло – так и река истории. Поколение за поколением все больше грязи оставляет в ее русле, все дальше становится Небо, все труднее расслышать вопрос: “Господи, что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную”. И еще сложнее услышанный ответ исполнить… Конец истории: ничего уже не сбывается… Не исполняется. И ничто не входит в Вечность… Да, мы проиграем… Эсхатологическая этика (которую Шарль Пеги называл “этикой героического пессимизма”) знает, что в плане земной истории христианство проиграет. Но речь идет о защите некоей метаисторической истины…” (Диакон Андрей Кураев, Все ли равно как верить? стр. 160-162).

33. Не все так плохо.

Как это уже не раз случалось в истории, внешние условия Богообщения сегодня уже не те, что вчера – но интенсивность и полнота реального, личного и свободного Богообщения не только не ослабела, но скорее, неизмеримо выросла по сравнению с прежними веками. Естественно, изменилась и форма (но не суть) сопутствующих искушений; главная из сегодняшних бед: неразличение духов – бич также и средневекового монашества; но теперь, как и опыт стяжания подлинной благодати, это стало массовым явлением.

Иван Ильин, видевший духовные болезни современного мира не менее остро, чем Андрей Кураев, делает из этого прямо противоположные выводы: