Нет ничего более трудного для постижения, чем основополагающий библейский догмат творения! И немногие постигают его! Метафизическая ярость Дугина и ему подобных питается глубинным сознанием своей религиозной ущербности. Между тем, ни в каком человеке на самом деле подобной ущербности нет: есть лишь страх и нежелание сделать решающий шаг, совершить онтологический поступок - акт веры, абсолютно свободный и в каком-то смысле безумный.. Здесь необходимо поверить в то, что человек абсолютно не способен ни помыслить, ни вообразить: в то, что свобода может быть сотворенной. Между тем, творение, не обладающее свободой, вообще не есть творение, но лишь продолжение или эманация своего творца. Вся суть именно в том, что Бог сотворяет независимое от Себя бытие в лице человека, наделяя его той свободой, которой обладает изначально только он Сам. Сотворенный Богом свободный человек совсем не похож на механическую куклу. Он похож на Самого Бога. Вот как пишет об этом Виктор Аксючиц:
“Человек свободен как никто в тварном мире. Его свобода простирается до свободы отказа от своего назначения и принятия небытия. Бремя свободы обрекает человека на трагическое одиночество в мироздании. Вся тварь спасается страдательно и зависит от человеческого выбора. Но даже на Бога не может человек переложить свой выбор: предвидение Божие не означает предопределения человеческой судьбы. Все, что творчески совершается человеком - впервые привносится в мир, и эта новизна определяет сущность всего мироздания. Какое трагическое и тягчайшее бремя - быть свободным как Бог! И какая беспредельная ответственность!” /В.Аксючиц, стр. 255/.
Если мы не можем постичь, как Бог сотворил свободу, то мы можем догадываться о том, как много для него означает факт существования этой свободы.
Библейско-христианская традиция исходит из того, что в силу своей бесконечной любви Всевышний умалил, “сократил” Самого Себя, сотворив рядом с Собой мир и предоставив ему право и необходимые силы для самостоятельного существования. Себе Он оставил лишь надежду на то, что в лице человека этот мир по собственной воле придет к своему Создателю. В этом смысле присутствие Бога на земле всецело обусловлено существованием Адамова рода. Враг понимает это и устами своих пророков возглашает: “Много стало людей. Слишком много стало людей”(Ф. Ницше). Развивая эту мысль, А. Дугин, со всей серьезностью призывающий к ядерному терроризму, дает понять, что уничтожение Адамова рода или, по крайней мере, резкое сокращение числа ненужных людей, будет равносильно уничтожению Самого ненавистного Творца или, по крайней мере, изгнанию Его с нашей земли:
“Многие версии талмудических легенд неизбежно оканчиваются катастрофой, фатальной не только для самого Голема, но, что гораздо важнее, для его создателя (Создателя! – авт.). Если продолжать развивать параллель между творением Адама Богом и конструированием Големов раввинами, не будет ли гибель раввина под обломками рухнувшего глинянного гиганта (Адам: “человек из глины”! – авт.), выросшего до неимоверных пропорций, аналогом “Смерти Бога”, в отношении которой Ницше уточнял: “Бог умер. Мы убили его. Вы и я”. И сам рост Голема, не напоминает ли он демографический рост населения, действительно сопровождающийся, в той или иной степени, непременной “атеизацией”? (там же, стр.252).
Идея любви, составляющей сущность Бога, у врага отсутствует. Через одно из своих “человекоорудий” он клевещет: любовь – это “месть чандалы” (чандала – то же, что “пария”, отверженный, плод смешения каст), любовь – психологический яд, предназначенный для ослабления воли к власти у представителей высшей касты (Ф. Ницше). Преследуя совсем другие цели, враг невольно приносит нам пользу, побуждая глубже осознать величие Божественной Любви. Творец, лишенный подлинной любви к своему творению, действительно представлял бы собой кукольного мастера, который забавляется игрой сконструированных марионеток: возможно, нечто подобное действительно имеет место в каинитской магической традиции. Такое творчество не означало бы ничего большего чем самореализация, расширение личности мастера за пределы самой себя.
25. Уникльность Библии.
Образ Всевышнего как “кузнеца” имеет фундаментальное значение в религии, восходящей к Адаму. Суть этой религии не столько в монотеизме, т.е. в представлении о единственности Бога, сколько в креационизме, т. е. в представлении о сотворенности мира этим Богом. Творение противопоставлено здесь рождению: множество языческих религий говорят именно о рождении, т.е. о происхождении мира из сущности Творца. Поскольку рожденное от Бога есть Бог, то из идеи рождения вытекает своего рода “монотеистический пантеизм”: все существующее божественно по природе, мир есть Бог или, по крайней мере, часть Бога, Его тело, Его эманация, форма Его собственного бытия. Это и есть основной догмат, объединяющий круг современных религий, известных под названием учений “Новой Эры” (Нью-Эйдж). Этот основной догмат не всегда высказывается прямо, но подразумевается как нечто очевидное само по себе.