– Я слушаю тебя и слышу его голос. Ты спала с этим старым бараном, когда я был ребенком. Ну и парочка из вас вышла бы!
Она захныкала и попыталась сесть повыше. Он не стал ей помогать. Деймон-ящерица лежал на подушке, тяжело дыша.
– Сиделку! – потребовала старуха. – Мне
– Мне как раз пора уходить. Скажу сиделке, чтобы дала тебе снотворный настой.
– Нет! Нет-нет-нет… такие ужасные сны!
Деймон тихо взвизгнул и попытался спрятаться у нее на груди, но она отпихнула его.
Деламар встал и огляделся.
– Здесь бы неплохо проветрить, – заметил он.
– Не говори гадостей!
– Что ты сделаешь с девочкой, когда я тебе ее добуду?
– Вытрясу из нее правду. Накажу. Заставлю сожалеть. А потом, когда я сломаю ее волю, я дам ей образование – правильное образование. Объясню ей, кто она такая и каковы должны быть ее приоритеты. Вылеплю из нее ту женщину, какой должна была стать ее мать.
– А Бино? Какую роль он будет играть в этом образовательном мероприятии?
– Марсель, я от тебя устала. Ты представления не имеешь, как я страдаю.
– Я хочу знать, что Бино намерен сделать с девочкой.
– Он не имеет к этому никакого отношения.
– Еще как имеет. Этот человек глубоко испорчен. От него так и разит тайными пороками.
– Пьер Бино –
Деламар расхохотался. Он нечасто это делал. Мать ударила по простыне костлявыми кулаками, так что ее деймон подскочил и перебрался, спасаясь, на столик у кровати.
– Неужели нас ожидает свадьба на смертном одре? А потом он получит твои деньги, а с ними и девчонку. Прости, я, кажется, буду слишком занят и не смогу прийти.
Деламар широко распахнул одно из окон, и в него тут же ворвалась ночь.
– Нет, Марсель! Прошу! Не будь таким гадким! Я умру от холода!
Он наклонился, чтобы поцеловать ее на прощанье. Она из последних сил отвернулась.
– Прощайте,
Оливье Бонневиль не сказал всей правды – впрочем, как всегда. Он пытался использовать новый метод – и потерпел неудачу только потому, что новый метод для этого задания почему-то не подходил. Лире удавалось каким-то образом блокировать все его попытки. Еще одна причина злиться на нее, однако вместе со злостью росло и любопытство.
Будучи человеком подозрительным, не только по привычке, но и в силу характера, Бонневиль не хранил алетиометр дома. Опытному вору, да еще нанятому
Рано утром на следующий день Бонневиль прибыл в банк, назвал имя (разумеется, ненастоящее) и пароль. Клерк проводил его в хранилище и удалился.
Бонневиль достал алетиометр, положил в один карман, а в другой – толстую пачку банкнот. В ячейке сейфа остался только один предмет – ключ без бирки, который открывал другой сейф в другом банке.
Двадцать минут спустя он уже покупал билет в кассе Национального вокзала. Разумеется, ему было плевать на то, что Деламар запретил пользоваться новым методом. Он все равно им пользовался. Во время последнего сеанса, когда, действуя по старинке и сверяясь с книгами, он узнал, что Лира направляется на Восток, и, судя по всему, одна. Новый метод не давал о ней никакой информации; к тому же головокружение и тошнота казались ему, как и той, на кого он охотился, почти невыносимыми. Возможно, будет легче, если работать с алетиометром недолго, с более длинными паузами между сеансами.
Ну и, конечно, всегда оставался старый метод, не требовавший вообще никаких физических затрат. Как только поезд доберется до Мюнхена, он снимет номер в дешевом отеле и начнет полномасштабные поиски. Будь у него полный набор книг, все получилось бы быстрее (хотя и не так быстро, как с новым способом)… Ему, однако, удалось прихватить с собой два справочника: оригинальную рукопись «Clavis Symbolorum» Андреаса Ретцингера и единственный сохранившийся экземпляр «Alethiometrica Explicata» Спиридона Трепки, до недавнего времени благополучно хранившийся в библиотеке Приората Святого Иеронима в Женеве. Теперь Трепка ехал с ним – без своей красивой кожаной обложки. Обложка и сейчас стояла на библиотечной полке, обнимая совершенно нечитабельные, зато подходящие по размеру мемуары какого-то наполеоновского генерала, которые Бонневиль приобрел на уличном книжном развале. Рано или поздно – скорее всего, рано – пропажу обнаружат, но Бонневиль к тому времени уже вернется в Женеву с победой и славой. Таков, во всяком случае, был план.
Кто-то тряс ее за плечо.
– Лира! Лира!
Голос принадлежал Ма Косте. В открытую дверь каюты лился свет, рядом был кто-то еще… – Фардер Корам! – и тоже что-то говорил…
– Поспеши, девочка! Просыпайся!
– Ч-что такое? Что происходит?