На лицевой стороне четким почерком были написаны ее имя и фамилия. Лира заметила, что конверт не из колледжа: те были плотные, а этот – из тонкой, но низкосортной желтоватой бумаги и с болгарской маркой. Почему у нее так дрожат руки? Что за ерунда?
Нечасто Лире доводилось испытывать такое разочарование! Одни только общие слова и предупреждения – и ни словечка по существу. И все же Малкольм был прав. Внимательно осмотрев конверт, она увидела красноречивые следы: письмо явно вскрывали, а потом заклеили снова, но не в точности так, как в первый раз. Так что в ответном письме – которое она напишет, как только раздобудет бумагу и ручку, – нужно будет выбирать выражения не менее тщательно, чем Малкольм.
Перечитав письмо еще дважды, она выпила почти остывший шоколатль и двинулась – осторожно и настороженно, не забывая выглядеть «скучной» – обратно к дому Шлезингеров. Но не успев еще повернуть за угол на тихую улочку, где стояла их многоэтажка, услышала рев сирен и шум моторов полицейских или пожарных машин, и увидела грязно-серый дым, столбом поднимающийся над крышами. Из-за угла выбегали люди, сирены звучали все ближе. Лира свернула за угол и огляделась: дом Шлезингеров полыхал ярким пламенем.
Глава 28. Мириорама
Лира сразу же отвернулась от пылающего дома и ровным, скучным, тяжелым шагом двинулась прочь, в сторону центра. В голове у нее шел очень напряженный диалог с Паном, но на лице и поведении это никак не отражалось.