Тайное сокровище Айвазовского

Да уж, мог бы позвонить, дурья башка, а теперь придется пилить на Моховую. А куда деваться? Шустрый, однако, тип этот Кирилин. За пять лет два раза прописку успел сменить. Хлопот с ним не оберешься.

Теперь Кирилин Дмитрий Борисович с супругой и сыном проживал на Моховой улице, в доме номер 17, в двухкомнатной квартире на пятом этаже. Алексей даже во двор заглянул, нашел нужный подъезд и на окна квартиры полюбовался. Так, на всякий случай.

— Юрий Васильевич, это определенно он, — кладя перед собой папку с копиями документов, доложил Алексей. — Кирилин Дмитрий Борисович, 1935 года рождения, женат, имеет приемного сына.

— Тоже приемного? — приподнял над очками брови Терентьев.

— Это сын жены от первого брака. — Алексей заглянул в бумаги. — Сейчас Кирилин работает в научно-исследовательском музее Академии художеств, старший научный сотрудник. Никакой дополнительной информации о нем пока нет, только анкета с места работы. Не значился, не состоял и так далее. В музей я еще не совался, чтобы не спугнуть, анкету в отделе кадров раздобыл, строго секретно. Жена Кирилина, кстати, работает там же. Они и познакомились на работе.

— Думаю, надо поступить так. Кирилина к нам на беседу, в это время Сапрыкин наведается в музей и побеседует с его коллегами. Только предварительно свяжемся с директором и попросим услать куда-нибудь под благовидным предлогом жену Кирилина. Что скажешь, Алеша? Или ты предпочитаешь вместе с Сапрыкиным в музей поехать?

— Нет, я лучше здесь, — однозначно решил Алексей. — Очень хочется на этого типа взглянуть.

— Для начала мы просто с ним познакомимся. Ты фотографию Кирилина достал? Надо предъявить ее соседке Коростылева. И сделать это не откладывая.

— Есть. Разрешите прямо сейчас к ней поехать?

— Давай. Если у нее будут сомнения и даже если она его точно узнает, надо будет как-то незаметно его живьем предъявить. Чтобы наверняка.

— Сделаем, — кивнул Алексей.

— Соседка на фото Кирилина опознала, договорились, что она посидит в машине, когда Кирилин к нам на беседу приедет. Из машины на него глянет, чтобы не спугнуть, — докладывал на следующее утро Алеша.

— Молодец. А как у тебя дела, Сергей?

— Картина такая: Коростылев устроился на работу в институт всего полгода назад. До этого работал вахтером на табачной фабрике, рядом с домом. Там проработал года четыре. Сразу, как на пенсию вышел, так и устроился.

— Вот это уже интересно. Дальше.

— На прежнем месте работы о нем отзываются положительно, отпускать не хотели, но Коростылев объяснил, что график не устраивает, со здоровьем начались проблемы.

— А что с подозреваемыми по делу об убийстве Колосовой?

— Все живы. Бывший главный хранитель Протасова на пенсии, вдова, ей сейчас шестьдесят девять, ишемическая болезнь сердца. Думаю, ночные путешествия с кувалдой наперевес не по ее части.

— Согласен. Но у нее, кажется, были дети?

— Сын и дочь. Оба солидные люди — сын работает главным инженером на закрытом предприятии, дочь преподает в Институте Бонч-Бруевича. Обоим около сорока. Честно говоря, трудно представить, чтобы они решили свести сомнительные счеты с Коростылевым или гонялись за каким-то кладом. Зачем им?

— Да, думаю, Протасовых можно вычеркнуть, — согласился майор. — Дальше.

— Щукина Любовь Антиповна. Еще работает, заведующая фондами, доктор наук. Я с ней встречался — маленькая, кругленькая, на убийцу с кувалдой тоже не тянет. Муж болеет, у него язва. Дочь живет в другом городе.

— Понятно. Дальше.

— Борисов Яков Леонидович. Ныне работает в Институте востоковедения, замначальника отдела Древнего Востока. Сорок три года. Доктор наук. Не женат, проживает с мамой. — Тут Сапрыкин замялся, отчего брови у майора сразу нахмурились.

— И? — поторопил он.

— Разговаривал я с ним, с коллегами его и с начальством, — покаялся Сапрыкин. — Потому как если это не Кирилин был, то вполне мог быть Борисов. Вот его фото.

Сергей вынул из папки и положил на стол фотографию худощавого мужчины с большими залысинами, близко посаженными глазами и выражением лица не то высокомерным, не то брезгливым.

— Противный субъект, — из-за майорского плеча бросил Алексей.

— Это еще только фотография, — кивнул Сапрыкин. — Я ведь ему не стал сотрудником уголовного розыска представляться. Договорился с руководством института, чтобы меня за корреспондента научно-популярного журнала выдали.

— Молодец, сообразил, — скупо похвалил Терентьев.

— Так вот, Борисов, когда понял, что я о нем статью собираюсь писать как о типичном советском ученом, в смысле выдающемся и перспективном, надулся как индюк. Чуть что — сразу огрызался и норовил ткнуть меня носом в мою необразованность. Выставил меня полным дураком и неучем, еле удержался, чтобы по физиономии ему не съездить. А вообще тип нервный, жизнью не удовлетворен, уважением коллег не пользуется и вообще отношения в институте напряженные. К начальству почтителен, но болезненно реагирует на критику. Одним словом, сгусток комплексов и неврозов. Такой мог кувалдой по голове дать без особого повода, просто от обиды.

— Неплохо. Двое подозреваемых лучше, чем ни одного. А с алиби у него что?