Президент принимает полковника Леона. Полковник чувствует, что настал удобный момент заработать орден Кецаля. Он докладывает по-военному кратко, но внушительно. Группа террористов заседала в кафе, но была выслежена им, полковником Леоном, и теперь обезврежена. Арестованы главари. В операции принимал участие лично он, полковник, трое офицеров его группы и его воспитанник, Хусто Орральде. Да, да, сын пропавшего дона Орральде. Он, полковник, будет счастлив представить мальчика президенту — тем более, что решительность молодого Орральде спасла ему жизнь.
Но президента почему-то интересуют не подробности захвата террористов.
— Скажите, мой милый Леон, — с плохо скрытой тревогой спрашивает президент. — А в кафе были люди?
— Кафе было набито битком, мой президент.
— Плохо. Очень плохо, полковник, — с раздражением замечает президент. — Мы только что успокоили прессу в связи с «восстанием чести», а вы преподносите ей лакомый гостинец — террористов. Что же, по-вашему, вся молодежь в меня собирается палить?
— Сеньор президент!
— Дело надо закончить тихо. Без шума. Я поручаю это вам, Линарес...
— Буду счастлив, мой президент.
— Без шума... Но, конечно, изъяв всех неблагонадежных из учебных заведений.
Полковник Леон стоял с высокомерным видом.
— Не обижайтесь, дон Леон, — миролюбиво заметил президент. — Вы ведь знаете, как начался для всех нас август. И у президента есть нервы. Давайте сюда вашего мальчишку.
Как видно, президент решил задобрить полковника.
И вот Мигэль, простой газетчик из Пуэрто, сын грузчика Каверры, больше всего в жизни ненавидящий грингерос и крепко поработавший, чтоб помешать армасовцам высадиться на севере, входит в кабинет Кастильо Армаса. Он никогда не видел живого президента, он видел президентов на портретах и в газетных полосах. Это первый президент, с которым Мигэль сталкивается лицом к лицу. Но вместо почтения он испытывает нечто, похожее на стыд и презрение к самому себе. Да, ему стыдно, что он должен смотреть на человека, в которого по долгу рабочей совести обязан плюнуть, бросить камень, выстрелить. Но ему сказали: стань у них своим...
— Тебя зовут Хусто? Здравствуй, Хусто Орральде.
— Здравствуйте, мой президент.
— Ты нам помогаешь, Хусто, — улыбнулся дон Кастильо. — Впрочем, представителю древнего рода и полагается вести себя храбро.
Мигэль поднимает глаза, и ему кажется, что улыбающееся театральное лицо президента сейчас сузится и удлинится, темная кожа покроется чешуйчатыми пятнами, а руки протянутся вперед — и уже не президент, а хищный аллигатор раскроет пасть и втянет Мигэля, Он стряхнул с себя оцепенение и, как мог вежливо, сказал:
— Я готов перестрелять их всех, — мысленно он тотчас поправился: «всех вас».
— Значит, мы с тобой заражены одной идеей, — пошутил Армас. — А теперь признавайся: есть у тебя желания?
«Только одно: чтобы ты убрался», — подумал Мигэль.
— Только одно: разыскать отца, — сказал он.
— Мой друг Аугусто Чако поможет тебе в этом. — Президент легким жестом пригласил Чако принять участие в беседе.
И вот враг номер два, которого Мигэль отлично запомнил, хотя видел только однажды в жизни, в ночном Пуэрто, враг, убивший его друга Руфино, человек с цепким взглядам удава и отточенными движениями, пожимает ему руку.
— Гватемальские мальчишки — моя слабость, — замечает Чако.
Мигэлю хочется крикнуть: «Как ты можешь так бессовестно лгать, удав!»
— Я знаю, — режет Мигэль.
— Что ты знаешь? — Чако слегка насторожился.
— Я знаю, — Мигэль выпутывается как может, — друзья сеньора президента избавят нас от красной заразы.
Президент подзывает Чако. Ему только что доставили ошеломляющую новость. Коммунисты передислоцировали свои силы. В столицу ожидается приезд крупного партийного вожака, который объединит действия недовольных режимом Армаса в центральных департаментах. Его ждут многие. Фисгоны, эти полицейские ищейки, уверяют, что приезжего шифруют буквой «К».
— Я знаю двух бывших секретарей их Цека с именами, начинающимися «К», — заметил дон Леон. — Но оба в эмиграции.
— Я знавал еще одного парня «К», — угрюмо произнес Чако. — Не настигни меня лихорадка, я мог бы доложить сегодня, что его тоже нет.
— Чего вы ждете? — вдруг взвизгнул Армас. — Чтобы нас съели живьем? Вы налгали мне. Вы хотели орденов и денег. Где отряд Кондора? Где трупы?
— В болоте, — сказал дон Леон. — Я сам видел.
— В болоте? — Армас подбежал к столу и схватил испещренный бланк. — Клянусь мадонной, я все время в это верил. Но наши американские друзья прислали на днях приметы и биографию нескольких деятелей, которые представляет наибольшую опасность для нашего дела. Зачем они не вычеркнули из этого списка вашего болотного деятеля? Зачем? — я спрашиваю. Послушайте, в каких тонах о нем пишут! Карлос Вельесер... тут еще следует пять — шесть кличек... Один из зачинщиков гватемальского рабочего движения... По профессии — пеон... Нетерпим к ЮФКО... Организовал переброску множества испанских беженцев в Гватемалу... Пламенный и находчивый оратор... Умелый коммунистический агитатор. Зачем это прислано?