В 1715 году «король-солнце», правивший страной 72 года, вечным сном упокоился. Растрелли-отец получил приглашение потрудиться при дворе российского царя Петра I. В 1716 году все семейство прибыло в Петербург. Растрелли-сыну было тогда шестнадцать лет, и значился он учеником своего отца. Похоже, в работе с Растреллистаршим заключалось все образование Растрелли-младшего, если не считать тех впечатлений, на которые столь горазд Версаль.
Значит, Версаль, если не в Петрову пору, то во времена Елизаветы Петровны воспользовавшись пребыванием в нем будущего великого зодчего, определил-таки архитектурную реальность Петергофа, Царского Села и Петербурга? Отвечаю: нет, нет и нет. Чтобы и вы убедились в том, совершим перемещение в пространстве-времени.
Стоим на террасе перед Версальским дворцом, смотрим в даль просторов земных. Воздушная перспектива, рожденная слиянием Вод и Неба, слепит глаза. Жестко очерченный силуэт зеленых боскетов справа и слева от бассейна делает реально ощутимым и болезненно нестерпимым воздействие Вселенской оси — фантастического творения Андре Ленотра, умершего в 1700 году, когда Растрелли родился. Ленотр — первый садовник Людовика XIV, живописец и архитектор, автор самых прекрасных парков эпохи «короля-солнца», вдохновитель и учитель следующих за ним архитекторов, и не только французских.
О, Версальская ось, детище Бесконечности-Безграничности прекрасной геометрической Пустыни! На ось нанизаны вселенские символы: Большой канал в виде латинского, удлиненного, креста; залы под открытым небом, образованные жесткими квадратами боскетов; ковры-партеры, вытканные свободно бегущим по земле узорочьем, что не имеет ни начала, ни конца; дворец — жилище бога Солнца или короля Франции, как хотите. Холодно и одиноко? Нет, ведь рядом с этой Разумом сотворенной моделью Мироздания — живая Природа в восхитительном движении света-цвета, движении Времени. Ленотр — сказитель, навевающий современникам «золотые сны» о Небесной гармонии, которая волей монарха (он верил в это) может воплотиться здесь-сейчас на Земле.
Смотрим на фасад Версальского дворца, пытаясь определить его стиль. Это — не Ренессанс, не барокко, не классицизм. Для Ренессанса и классицизма простоты и сомасштабности человеку не хватает. Для барокко, напротив, композиция дворца слишком проста. То — чисто французский стиль, столь характерный для второй половины XVII века, что шла под девизом признания, сделанного Людовиком XIV: «Государство — это я». Блистательные архитекторы «короля-солнца» Луи Лево, а позднее Жюль Ардуэн-Мансар придали дворцу ту монументальность, что сделала его простоту надменной, холодной, высокопарной.
Первый рустованный этаж с арочными окнами предельно скромен и суров. «Бельэтаж», собственно дворцовый, подчинен ритму ионических колоннад, что вперед гордо выступают, оставив позади себя стену с ионическими пилястрами. Третий этаж (вспомогательный) превращен в аттик для расстановки скульптуры. Дворец смотрит арочными окнами вдаль, и крест-бассейн Андре Ленотра свой проповеднический пафос смиряет: «Государство — это он, и бог — он тоже».
Движемся через анфилады залов Версальского дворца. Каждый зал соперничает с остальными, выставляя свое богатство напоказ, чтобы зрителей поразить и убить… Убить способность человека ощущать себя человеком в изнемогающих от роскоши апартаментах бога-короля. В интерьерах дворца трудно дышать: там нет пространств, есть декор — такой, другой, третий… Разнообразие не позволяет остановить взгляд на отдельном, насладиться чем-то особым. Пресыщение появляется и нестерпимо разрастается. Закрываю глаза — слышу голос Петра: «Если замечу за своим Петербургом что-нибудь подобное, подожгу его с четырех сторон». Не надо ничего поджигать… Петербург — совсем другой. И Петергоф — не Версаль. В «Золотом царстве» прекрасной Елисавет есть Идея — какая-то своя, чистая и прекрасная, которую непременно нужно понять…
Большой зал Царскосельского дворца
Версальский дворец
Возвращаемся в Россию. Нет, не в Петербург — в Москву золотоглавую. Подтверждено документально: в пору пребывания в Москве с двором Анны Иоанновны Растрелли тщательно изучал русскую архитектуру. О том свидетельствуют сделанные им наброски соборов Кремля, церкви Николы «Большой крест», Успения на Покровке, Знамения в Дубровицах, Меншиковой башни. Несомненно, зодчего интересовало конструктивное решение соборов и церквей. Столь же несомненно, что их художественное решение представляло для него интерес не меньший.