Однако «блуждания души», должно быть, переживались египетским неофитом в дни, когда он концентрировался на них, в гораздо более жесткой манере, чем это можно себе представить. Умственное и психическое движение через несколько элементарных и «планетарных» сфер, которые являются несколькими уровнями существования, представляло собой, вероятно, опыт невыразимого мучения, оставлявший свой след в инициируемом. Это путешествие среди глубин великого океана духовного нельзя было не воспринимать без ужаса и агонии, практически не поддающихся описанию теми, кто невежественен или не имеет подобного опыта. Было бы кощунственно подвергать сомнению тот факт, что неофит фактически духовно путешествовал по закоулкам и мрачным расщелинам вечности. Начальные этапы путешествия, ужасные по своей новизне духовной свободы, не могут не наполнить душу, то опускающуюся в подземные сферы, то возносящуюся к пикам возвышенного – с таким изумлением, что каждая стадия путешествия должна была навечно запечатлеться в сознании неофита. По мере того как приближались и затем удалялись берега таинственных континентов вечности, можно только представить, какие бури эмоций одолевали даже мудрейших и самых решительных. Неудивительно, что это испытание часто сопровождалось смертельными исходами. Многие, пускавшиеся в это путешествие, никогда не возвращались. Можно только предполагать, какой ужас испытывали их неподготовленные души. Однако для нас эти испытания дают великий и всеобъемлющий урок мудрости, который открыт только для высших и благороднейших, мужественных и чистых.
Упорствующие в своих ошибках и даже не имеющие достаточной подготовки часто пускаются в опасный путь. Результатом же является сумасшествие или, в лучшем случае, помрачение рассудка. Завлекаемые посланниками дьявола, такие невежественные люди рассказывают, что даже для величайших это слишком опасное путешествие. Пусть же тот, кто сейчас читает эти строки и кто ни морально, ни физически не готов к грядущим опасностям, никогда не отважится пуститься в глубины таинственного и возвышенного. Это само по себе величайшее кощунство, и давайте не будем задаваться вопросом, какие наказания ожидают совершивших его. Я не хочу больше ничего говорить о том, о чем следует молчать, и все разумные и знающие люди подтверждают необходимость соблюдения обета молчания.
Однако результатом таинств было не видение или благая весть желаемого соединения с богом и не само это соединение. Участники таинства знали и были уверены в величайшей судьбе, ожидавшей их, если они будут искренне и преданно выполнять свои священные обязанности в оставшийся им остаток земного пути. В духовном смысле мистик действительно возрождался. Он считал день своей инициации первым днем своей новой жизни. Мы имеем достаточные доказательства того, что происходил некий обряд, аллегорически символизирующий это возрождение. Вот что говорит по этому поводу А. Море: «В Египте, чтобы символизировать созревание и возрождение, фигура умершего помещалась внутрь шкуры священного животного или деревянной фигуры коровы; иногда в ночь похорон в шкуру животного одевался сам жрец – в качестве замены усопшего. На следующее утро он освобождался от этой шкуры, что символизировало рождение ребенка из утробы матери. То есть мифология приходила на помощь магии, и усопший становился олицетворением бога солнца Ра, рожденного в виде теленка от коровы Нут, богини небес. И Плутарх, и Апулей говорят о деревянной статуе коровы, которую несли на плечах жрецы во время шествия в честь Исиды. Действительно ли деревянная корова означала для последователей культа Исиды то же самое, что и для всех египтян, а именно – «чрево», из которого усопшие рождались заново?
Судя по всему, римляне были хорошо знакомы с обрядом, связанным со шкурой животного. Вергилий дает пчеловодам рецепт, который проводит к моментальному размножению пчел. При помощи магических обрядов можно вызвать появление целого роя пчел из шкур священных быков. Это волшебное действие, как полагали римские писатели, уходило своими корнями в египетские и орфические обряды. С другой стороны, египтяне также были знакомы с идеей о том, что душа появлялась из шкуры жертвенных животных в образе пчелы. Известно ли было мистическое значение этой традиции неофитам? В любом случае присутствие на стенах обрядовых помещений изображения пчелы и утробного плода в окружении хлебных злаков предполагает, что эти символы в том или ином виде использовались, чтобы иллюстрировать тайну нового рождения».