Таинства любви. Новеллы и беседы о любви (СИ)

- Ах, папа, все равно мне надо будет предупредить тебя. На субботу мама позвала нас на обед.

- Как? И меня?

- Нет, о тебе речи не было. Меня и дядю Олега.

- Мне от этого не легче! – Сергей Павлович шумно вздохнул и вспылил: - Черт! Что это она надумала? В субботу я вас к этой дурехе не пущу!

- Почему, папа? Или ты хочешь поехать с нами?

- Еще чего! Она и добивается, чтобы мир вертелся вокруг нее, чтобы мы плясали под ее дудку.

- Она хорошая, папа! – заявил Саня дрожащим от слез голосом. – Она добрая! Она хочет помогать всем. Она бы охотно помогала нам, если бы ты согласился на это. А что ты дуешься на нее, если сам первый бросил ее, да еще с малым ребенком на руках?

- Хватит! Я вижу, она уже успела забрать тебя в свои руки. Она хорошая, она добрая… А я негодяй и подлец…

Олег невольно рассмеялся и распрощался.

Он жил в старом доме, в небольшой коммунальной квартире, с соседями пенсионного возраста, продолжающими, впрочем, работать. В комнате его едва помещались старый диван у двери, шкаф и письменный стол у окна с видом (в отдалении, и то если привстать) на Литейный мост с “Авророй” в устье Большой Невки. Вся стена справа у входа была заставлена книгами – единственная роскошь и отрада одинокого отшельника, ибо, имея такое пристанище, весьма далекое от современных удобств, поневоле станешь им. Приятели не засиживаются, а какая-нибудь приятельница, нечаянно забежав к нему, чувствует себя так, как будто оказалась в его объятиях. Это, конечно, мило, но как можно жить здесь? Так, не обойденный вниманием молодых женщин, Олег Букин жил один, находя свое положение удобным для решительного движения вперед. Он был (по современным меркам) молодым ученым, настоящая карьера которого еще вся впереди.

Он вошел к себе, переоделся, расстелил постель и сел за стол собраться с мыслями. Людмила Ефимовна явилась его внутреннему взору, - в ее глазах, круглых, светло-карих, светилось живое, чистое влечение. Удивительная женщина! И она может одарить тебя счастьем и окружить заботой.

“Да, да! Я могу!” - улыбалась она тихо, словно сдерживая в себе любовь и страсть к созиданию, к жизнетворчеству, тем более сильную, что ее постоянно сбивали с пути истинного то обстоятельства, то мужчины.

“Я верю! – отвечал он ей. – Но беда в том, что ты была и останешься в моих глазах женой моего брата”.

“Соломенной вдовой, - проговорила она, ломая себе руки. – В том-то и драма моей жизни!”

Он выключил свет и растянулся в постели, но все равно разговаривал с Людмилой Ефимовной, закрывая глаза, то есть уже погружаясь в сон.

Братья виделись редко. Слишком самостоятельные и нетерпеливые в суждениях, они не искали опоры друг в друге, а если сходились, то, о чем бы между ними речь ни зашла, например о дрейфе материков, о битниках или “культурной революции” в Китае, все рождало непримиримые разногласия. Случалось, в горячке спора они вступали даже в драку, и один выставлял другого из своего дома. Правда, уже у дверей гнев сменялся то у одного, то у другого, а чаще у обоих смехом, и братья расходились, вполне отдавая должное друг другу, что на расстоянии уже ничем не омрачалось. Казалось, всегда и во всем они воплощали два начала. Если один был деятелен, другой – созерцателен, если один впадал в иронию и интеллектуализм в восприятии жизни, то другой лелеял в себе наив и природу, если один гордился своим знанием жизни, разумея под ним изнанку жизни, другой презрительно отворачивался от страстей человеческих и т.д. При том при всем все эти свойства были проявлениями не столько различий их характеров, в чем-то совпадающих и близких, сколько отражали как бы состояние мира, быстрые перемены в нем…

На следующий день вечером Сергей заехал в гараж, долго провозился с машиной, а наутро в ней выехал на работу. Зачем он это сделал, он вполне осознал к концу рабочего дня, когда поспешно подкатил к институту, в котором работала Людмила Ефимовна.

Он не вышел из машины. Опершись о руль, смотрел перед собой, не замечая яркого света и мельтешенья нарядной публики за ветровым стеклом. Он думал, нет, он чувствовал усталость и равнодушие. С годами все труднее становилось жить – чисто психологически, радостей никаких. А там – старость и смерть. Странно, зачем все это?

Вдруг его глаза различили свет, публику и знакомую, отчаянно знакомую головку с девичьей прической “конский хвост”. В светло-желтом, модной ткани, костюме, в самом деле молодая и красивая, черт ее дери! А он уже наполовину поседел и вообще выглядит старше своих лет. Людмила уходила одна. Она пересекла Невский, забежала в парфюмерный магазин и, выходя, направилась в сторону Гостиного. Теперь он мог, проезжая мимо, заметить ее и окликнуть:

- Люся! Садись! Подброшу, куда тебе надо.

Людмила Ефимовна только ахнула. На них смотрели прохожие и невольно оглядывались. Кому могло прийти в голову, что это встретились разведенные супруги? Наоборот, в воздухе повеяло началом романа. Нет ничего легче сыграть минутную роль счастливого существа.