Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

Как музыку, так и литературу, в ее высших образцах, Владимир откроет для себя позже. Он слушал двух одиноких женщин с некоторым недоверием и состраданием и невольно просиживал с ними все вечера. И именно эти вечера, как свет под желтым матерчатым абажуром, освещающий круглый стол и диван карельской березы, навсегда остались в его памяти.

- Нынче будем читка, - говорила иной раз Лидия Владимировна, заранее усаживаясь в кресле с вязаньем.

Ольга Михайловна, стоя у бюро в характерной для нее позе тонкой, угловатой женщины с порывистыми движениями, принималась читать Бунина или Зощенко, Гоголя или Чехова.

Прошли три-четыре недели, а Владимиру уже казалось, что дом со старинной гравюры и его обитателей он знает целую жизнь. Лишь Вероника, нет-нет забегая к бабушке, смущала его. Сдержанная с ним, бабушку она заговаривала всевозможными пустяками, а с Ольгой Михайловной препиралась запальчиво и вызывающе. Предметом раздора был, кажется, друг Вероники, некий Мельс, вполне определенное представление о котором Владимир получил позже. Вероника переодевалась в старинные вещи отчасти ради него. Она любила часы, проведенные в гостиной у бабушки, в сказочно нарядном платье еще потому, что под вечер заходил за нею Миша. Она выбегала открывать ему дверь, и Миша весь вспыхивал от ее вида, сраженный, убитый и воскрешенный для любви и счастья.

Розовый от мороза, он уже горячо дышал, его бросало в жар, и мягкие кисти его рук, податливые, точно неживые, оказывались влажными, что вообще-то неприятно, но сам Миша был широк в плечах, крупноголов, бородат и казался очень сильным мужчиной.

Историк по образованию, он много ездил по северным деревням, при случае скупал за бесценок иконы и старопечатные книги... Собирал, в общем, для себя, ну и перепродавал... Деньги у него водились, он любил жить широко, с оглядкой на Запад.

Вероника знала его с детства. Он дружил с нею - по инерции или с умыслом - вполне целомудренно. Иной раз, правда, Вероника пугала его - держалась с ним слишком уж смело и послушно. Он не верил себе, то есть ему казалось, что Вероника с ним лишь играет до поры до времени, может быть, завороженная его опытностью, которой он не таил от нее. Характер их отношений Ольга Михайловна прекрасно понимала, потому что Миша был с нею даже более откровенен, чем с Вероникой. Разговорить его Ольге Михайловне не стоило ничего. Впрочем, она относилась к нему хорошо, гораздо лучше Вероники. Она боялась лишь одного: что Вероника любопытства ради сойдется с Мельсом, а замуж (что и рано ей) не захочет, и получится ерунда. Вот Володя Мостепанов - иное дело! Но тут Ольга Михайловна сама себе говорила: «Стой! Стой!! Она уже стирала и гладила его вещи и на его удивление и смущение отвечала, смеясь: «А что? Это входит в мои обязанности хозяйки!» Заботы о нем доставляли радость, удивительную радость нового ее бытия, как бывало, кажется, только в детстве...

На лето Ольга Михайловна снимала дачу для матери. Владимир решил лето провести в городе, но неожиданно все переменилось.

Как-то под вечер, когда он сидел у себя, откуда-то пришли вместе Ольга Михайловна и Вероника. Они о чем-то живо переговаривались, и вдруг Вероника сказала:

- Ну ясно, ясно, ведь ты влюблена в него!

- Что? В кого? - переспросила Ольга Михайловна, снижая голос.

- Отлично знаешь, о ком идет речь! - бросила с вызовом Вероника.

- Ты хочешь сказать - в Володю?

- Да, да! Ты, Ольга, влюблена в Мостепанова по уши!

Ольга Михайловна не отвечала. Владимир не выдержал и вышел в гостиную. Вероника смутилась, Ольга Михайловна в недоумении произнесла:

- Так вот... Впрочем, я не отрицаю... Но... - И тут она заметалась, не находя себе места.

- Пройдите к себе, - сказал ей Владимир, указывая на занимаемую им комнатку. - А вы, Вероника, уходите. Не надо думать и говорить за других, тем более когда вас об этом не просят.

Вероника задержала на нем испуганный взгляд и, опуская голову, без единого слова вышла. Бабушка, слышно было, проводила ее до дверей; в гостиной Лидия Владимировна появилась с грустным, озабоченным видом.

- Я пойду пройдусь, - сказал Мостепанов.

Может быть, ему следовало не уходить, а как-то успокоить женщин. Оставшись одни, они решили, как им ни жаль, предложить ему съехать...

- Как это грустно! - говорила Лидия Владимировна. - Я так привыкла к вам, Володя. Но что поделаешь!

Ольга Михайловна, прощаясь, держалась с легким смущением, чуть виновато, а в глазах ее светилась откровенная ласка и нежность.

Все лето и сентябрь он провел на целине, в Казахстане, со студенческим отрядом. Степь, зной, ветры, дожди... Работа от зари до зари, а потом и по ночам при свете прожекторов... Товарищество, братство юношей и девушек... Во всем этом есть что-то изнуряющее до крайности и вместе с тем благодатное... Он помнил и думал об Ольге Михайловне, чувствуя себя влюбленным в нее, и в этом он ощущал даже некое превосходство над сокурсницами, словно был значительно старше их.