Таинства Церкви

Изъясняя смысл молитв и ритуалов при хиротонии во пресвитера, блж. Симеон Солунский пишет: «Рукополагаемый, приклонив оба колена в знак покорности и преданности, посвящается на высшую степень: ибо, получив прежде благодать диаконства и быв служителем, теперь он поставляется во священника и совершителя священнодействий <...>. Иерарх же, возложив руку, <...> призывает божественную благодать и из диакона производит поставляемого во пресвитера. <...> Потом архиерей переносит орарь с левого плеча священника на правое, заднюю часть передвигая наперед и таким образом поставляя рукополагаемого как бы под ярмо. Ибо и из этого символа он должен разуметь, какую получил благодать, то есть, что прежде на нем лежала обязанность совершать одно только дело — служения при таинствах, теперь же он призывается к совершению таинств и ко священству во всей полноте его. Таким образом возлагается на него большее иго, и он обязывается служить и пещись о всем деле священства» [625] . Здесь епитрахиль символизирует «сугубые» права и обязанности священника по сравнению с дьяконом, зримое подтверждение чему — сам ее вид (двойной орарь), и возлагаемую на него «сугубую» ответственность — «благое иго священства Христова»[626].

Резюмирует все эти взаимозависимые по смыслу толкования епитрахили другой авторитетный византийский богослов и литургист св. Николай Кавасила († ок. 1398): «Епитрахиль символизирует изливающуюся благодать священства, которая почивает на шее принявшего ярмо Христово; [епитрахиль] спускается по груди до ног, умягчая сердце и освящая все тело» .

(в) Епитрахиль — «узы игемона»

Теперь — самое интересное и для многих, вероятно, неожиданное. Оказывается, одновременно на греческом Востоке существовало и совершенно иное понимание епитрахили. Его классическая формулировка читается в трактате, надписанном именем святого патриарха Германа Константинопольского († ок. 733): «Перитрахиль (то же, что епитрахиль) знаменует вервие, которым Христос был связан от архиерея и влеком за выю, когда шел на Свои страдания. Правая половина епитрахили знаменует трость, которую издевавшиеся над Христом дали Ему в правую руку, а левою стороною ее означается ношение креста на раменах Его»[627].

Сокращенные варианты такого же истолкования символики епитрахили содержатся у Константинопольского патриарха Иоанна Постника († 595) [628], в компилятивном литургическом комментарии с именем Кирилла Иерусалимского[629], а также в довольно распространенной статье под заглавием «Святаго Василия толк священническаго чина», которая читается в целом ряде русских литургических кодексов. Возможно, именно она оказала решающее влияние на формирование рассматриваемой здесь «русской» молитвы епитрахили[630]. Так, в одном из рукописных Служебников Соловецкого собрания кон. XV — нач. XVI в. читаем: «Патрахиль есть им же веден бысть ко распятию; поверст за выю и влекийся на муку свою грядый. Не уже бо но плат возложиша на выю Его, совокупиша оба конца, тако и ведоша» (РНБ. Сол. 1026/1135. Л. 231 )[631].

Но такое понимание епитрахили (символа скорбных уз) оказалось на периферии византийского и южнославянского литургического богословия. Здесь решительно доминировало первое толкование — как символа благодати. Это подтверждается чтением соответствующей молитвы епитрахили («Благословен Бог, изливаяй благодать Свою...»), появившейся в «Уставе божественной Литургии» (Διάταξις της θείας λειτουργίας) Константинопольского Патриарха св. Филофея Коккина († 1379 г.), впервые объединившего в логически связный чин молитвы проскомидии и разрозненные уставные ремарки до начала Литургии Оглашенных. Патриарх Евфимий Тырновский (1360-1393 гг.) переводит «Устав» на славянский язык и тем впервые и навсегда вводит данную молитву в славянскую литургическую традицию .

Можно было ожидать, что глава Русской Церкви митрополит Киприан (1376-1406 гг.), бывший келейник и ставленник патриарха Филофея, вводя в древнерусский литургический обиход «Устав» своего Патриарха, сделает то же, что и его болгарский собрат (с которым он был в давних дружеских, а, возможно, и родственных отношениях). Перевод Киприана следует греческому оригиналу, но мы напрасно станем искать в нем привычную молитву епитрахили «Благословен Бог...». Вместо этого читаем: «Священик... петрахиль же взлагая глаголеть: Емше Иисуса и связавше и предаша И (Его) Понтийскому Пилату и игемонву» («Схватив Иисуса и связав, предали Его правителю Понтию Пилату»)[632].

Сознательно «исказив» оригинал Устава, в основных чертах завершившего собой историю развития православной Литургии, митрополит Киприан имел для этого предельно веские основания. Действительно, источники свидетельствуют, что русское литургическое богословие решительно предпочитало видеть в епитрахили не умащенную миром «браду Аароню», но скорбные Христовы узы. И это предпочтение носило не частный, но «соборный» (в прямом смысле слова!) характер.