Внутри алмаза замелькали крошечные частички. Появление каждой из них сопровождалось слабым звуком
«Что это за ящерицы? Убирайтесь от меня! Прогони их! Когти! Они вонзать в меня когти!
Эфирная энергия билась в камень, становилась всё более интенсивной: она змеилась по полу, хлестала и шипела по стенам и потолку.
— Большинство людей называют их феями или эльфами, — сказал Бёртон умирающему русскому. — Это остатки древней расы: сохранившиеся воспоминания. Нам, людям, трудно понять их природу: мы склонны считать их созданиями мифическими. Но, конечно, в России ты не слышал про фей, не так ли? Ведь в вашем фольклоре их нет.
«Они разрывают меня на куски!» — кричал Распутин.
— Неужели? А вот я полагаю, что ты просто возвращаешься назад. Это единственное, чему я научился у тебя, Григорий: поврежденные воспоминания можно восстановить. Кроме того, ведь всё это уже в прошлом, верно?
Распутин взвыл в агонии. Ужасающий вопль как копье пронзил голову Бёртона. Он зашатался и стиснул зубы: из носа у него хлынула кровь. Спенсер повернул латунную голову.
— Нет! — сумел выдохнуть Бёртон. — Не останавливайся!
Зазубренная линия блестящего синего света вырвалась из расколовшейся грани Глаза, окружила королевского агента и подняла его в воздух. Он повис, беспомощно дергаясь. Под кожей лопнули капилляры, закапала кровь. Взвилась эфирная молния, ударила его о потолок, потом бросила на пол, где он и остался лежать, захваченный шипящим разрядом: эфирная энергия потихоньку стекала с него. Мука стала настолько нестерпимой, что рассудок Бёртона, казалось, отделился от тела. Боль тут же утихла, но легче не стало. В то же мгновение сознание королевского агента заполнилось смертельной болью «Безумного монаха», умершего в тот момент, когда камень разлетелся на куски. Это было уже слишком, даже для Бёртона: мир опрокинулся, скользнул прочь, потемнел и исчез.
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон был мертв. Он знал это, потому что не чувствовал ничего. Окружающий мир и все его ощущения исчезли. Он ничего не хотел; не было ни прошлого, ни будущего — только покой.
Металлический палец ткнул Бёртона в ребра. Он открыл глаза, ожидая увидеть оранжевый свет, мигающий под крышей палатки. Но увидел он снег. Бёртон сел. Нет, это был не снег: с потолка библиотеки падали хлопья мертвой эктоплазмы и исчезали, не успевая долететь до пола.
Бёртон с трудом встал на ноги, вынул из кармана носовой платок и отер кровь с лица. Раздался громкий треск: это упал труп Блаватской. Ударившись о постамент, он разбил его, превратив в облако пыли.
Отвернувшись от разбитого черепа и изуродованного тела, Бёртон увидел Спенсера, стоявшего рядом. Латунный человек протянул руки, сложенные чашечкой. Королевский агент посмотрел на них и сосчитал:
— Ровно семь. Это всё?
Латунный человек кивнул.
— Сохрани эти чертовы штуки у себя, ладно? У меня от них болит голова. Пошли отсюда. И, Герберт…
Латунная голова посмотрела на него.
— Спасибо!
Высвободив стул из-под крошащегося и быстро исчезающего холма эктоплазмы, Бёртон с его помощью пробился сквозь субстанцию, превратившуюся в известь и загораживавшую дверь с коридором за ней. Медиумический материал невероятно быстро переставал существовать, и, когда они спустились на нижний этаж «Венеции», полностью исчез. Они вышли на затопленный смогом и странно тихий Стрэнд. Голова Бёртона закружилась, он покачнулся и ухватился за своего спутника.
— Подожди, — пробормотал Бёртон.
Опомнившись, он увидел лица Суинберна и Траунса, с тревогой глядевшие на него.
— Я был без сознания?
— Олух! — чирикнула Покс, сидевшая на плече у поэта.
— Несомненно, — ответил Траунс. — Лорд Нельсон вынес тебя из тумана. Как наш враг?
— Мертв. Представление окончено. Но это не Лорд Нельсон. Дай-ка мне руку!
Траунс протянул руку и поднял Бёртона на ноги.
— Не Нельсон? — удивленно спросил он. — Другое устройство?
Покс перепрыгнула с плеча Суинберна на голову заводного человека и просвистела:
— Великолепный красавец!
— Что-что? — нахмурился Траунс.
— Нет времени объяснять, старина, достаточно сказать, что сэр Чарльз Бэббидж был гением!
— Нет времени? Но ты вроде сказал, что Блаватская мертва?
— Да. И Распутин тоже. Мне надо идти. Я должен кое-кого повидать, прежде чем упаду в кровать и засну на неделю!
— Можно мне с тобой, Ричард? — обеспокоенно спросил Суинберн.
— Нет, Алджи:
— Эй! — крикнул Траунс вслед исчезающей фигуре. — А кто такой этот Распутин?
— Дай Герберту ручку и бумагу, — послышалось издали, — он всё тебе напишет.
Траунс поскреб затылок и пробормотал: