Он как бы не сразу достиг слуха супруга.
Коловратов задумчиво смотрел Мурину в глаза:
— Может, и нельзя. В конце концов, ведь и правда — не в нашей воле выбирать, где нам уродиться. Это-то так… Но вы «»просто этого не видали, Мурин. Если б видали, как подобрела старая Юхнова к этой Елене, то вы бы тоже нашли это крайне… крайне… крайне…
Умственный механизм Бобо заело.
— Странным? — подсказал Мурин.
— Не знаю… — задумался Коловратов. — Скорее уж… Как бы сказать…
Из мыслительной трясины его вырвал призыв:
— Бобо!
— Иду, ма шер! — засуетился Бобо, придерживая полы халата. — Надо бежать. — И извиняющимся тоном объяснил: — Маша любит знать мое мнение.
— Да и мне пора, — Мурин тоже поднялся. У него слегка гудела голова от беседы с хозяином.
Коловратов хлопнул себя по лбу.
— Уф. Извините. Наговорил я вам тут с три короба. Чепуху всякую. Сам не знаю… Я ведь не семи пядей, — откровенно признался Бобо. — А тут еще напасти все эти. Бонапарт напал, Коловратово сгорело. Не привыкну никак. Что я Лизаньке и Николаше, деткам своим, по себе оставлю? Тревожусь. Обидно мне. Вот и лезут на ум всякие злые мысли. От зависти, наверное.
Коловратов вдруг показался Мурину симпатичным малым. Глупым — но симпатичным.
— Отстроитесь еще, — попробовал утешить он бедного помещика. — Пока еще Николаша подрастет.
Коловратов посмотрел на него с приязнью, хлопотливо махнул рукой:
— Ой, они страх как быстро растут. Дети.
— Ничего. Не сквозь землю же Коловратово провалилось.
— Этого нет, — согласился Коловратов, несколько повеселев.
Он проводил Мурина в прихожую. Подал, раскрыв, тулуп.
— Извините, господин Мурин. Чуть не забыл главное-то. Моя Маша больно интересуется… Только вы, Мурин, не обижайтесь. Дамы. Бог весть что они считают важным…
Мурин не знал, что и думать.
— Почту за счастье утолить любопытство вашей супруги. Если смогу.
— Вы больше насчет блондинок? Или брюнеток?
— Что? — Мурин остановился с руками, отведенными назад.
Но Бобо был безмятежен:
— Может, шатенок?
Мурин выдохнул.
— Признаться, я затрудняюсь с ответом.
— А все-таки?
У Мурина покраснело ухо. Он вспомнил Нину, ее черные локоны.
— Все-таки не внешность главное, — поспешил заверить.
О, Нина, Нина… Влез в тулуп. Хозяин приветливо наблюдал, как он берет кивер. «Бобо! Бобо!» — звенело со второго этажа. Но Коловратов умел проявить и твердость. Только покрикивал иногда: «Иду, душенька!» Бобо объяснил Мурину, как найти дом отставного коллежского асессора Соколова. Оба стали кланяться. Полетели уже «Благодарю за визит!», «Кланяйтесь от нас госпоже Макаровой! И сестрице ее кланяйтесь!», «Доставили огромнейшее удовольствие». У самого порога Бобо придержал гостя за рукав. Вид у него сделался самый таинственный.
— Я обдумал ваши слова. — Зашептал: — Кажется, теперь понимаю.
На Мурина накатила усталость. Он почувствовал, что больше не может. Собрал в кулак волю, чтобы не треснуть господина Коловратова по обсаженной бабочками-папильотками голове.
— Какие же слова?
Бобо стрельнул глазами направо, налево:
— Насчет дамской внешности.
И конфиденциально сообщил:
— Главное — все-таки не внешность, а приданое, — подмигнул.
Мурин выпучился. Но ответил ему взглядом уже медный лев. Дверь закрылась.
Глава 6
Некоторое время Мурин постоял на улице. И даже сделал губами: «бр-р-р-р». Чтобы голова снова пришла в порядок.
Народу теперь прибавилось. Мурин огляделся, у кого бы спросить нужный ему дом.
— А сабля где? — вдруг раздался позади звонкий голосок.
Мурин обернулся. Мальчишка лет тринадцати-четырнадцати в рваном тулупе прищурил зеленоватые глаза. На ногах у него были огромные валенки.
— На квартире сабля лежит, — честно ответил Мурин. — Знаешь, где живет доктор Фок?
— Может, и знаю. А на что доктор вам? Захворали?
— Копейку дам, если отведешь.
Зеленые глаза блеснули. Зыркнули направо, налево, точно соображая, успеют ли его хватиться те, кто его, очевидно, послал с другим поручением. Решил рискнуть:
— Идем, — мотнул подбородком.
Они потопали вдоль улицы. Некоторые лавки были заколочены, ставни наглухо. Большинство уже торговали. Мужик с седой бородой разгружал у ворот сани. С шорохом сорвалась, пролетела стая воробьев. Из-под репицы у лошади вывалилась дымящаяся груда. Воробьи подскакивали к ней, снуя между копытами, клевали, отскакивали. Лошадь махнула хвостом, стукнула копытом. Они — фррррр — так же дружно улетели. «Napoleon n’est plus» [1], — подумал Мурин. Зачем только все это было? Зачем все эти люди были здесь? Что им всем от нас было надо? Зачем они убивали нас? А зачем мы убивали их? Жизнь спешила вернуться на круги своя. Уже возвращалась, и ей до этих вопросов не было никакого дела, ей было все равно. Мурину вдруг стало грустно.
— Чего вы набычились? — спросил мальчик. «Наблюдательный», — отметил Мурин.
— Нога болит.
— К дохтору затем идете?
— Угу. А ты откуда знаешь, где доктор живет?
— А я все тут знаю, — ответил мальчик с некоторым высокомерием.
— Ну-ну.
— Проверьте.
— Отчего помещица Юхнова померла?
— Ее немка отравила.
Мурин чуть не поперхнулся.
— Откуда такие сведения?
— Люди говорят.
— Зачем она ее отравила, говорят?