Таинственная невеста

Господин Соколов оказался худощавым стариком в сюртуке. Рецепт настойки от госпожи Макаровой он тут же сунул в книгу и отложил ее на шаткий ломберный столик, вплотную приставленный к дивану. Сукно на столике несколько поистерлось. Обстановку в доме давно не меняли и не чинили, но все блистало чистотой. Маленькие глазки изучали Мурина с приветливым интересом. Рецепт настойки, по-видимому, заменил Мурину самую лучшую рекомендацию.

— Конечно, смерть старого человека — событие ожидаемое и естественное. И все-таки смерть есть смерть. Что уж, я сам, признаюсь вам, ложась почивать, читаю молитву о том, чтоб одр сей не стал мне гробом. Но помереть вот так… у всех на глазах…

Соколов покачал плешивой головой. Кожа его казалась восковой.

— Прямо у вас на глазах? — изобразил изумление Мурин.

— Вот как вас вижу. Мы все тогда сидели в столовой у госпожи Кокориной. А госпожа Юхнова изволила со своими домашними расположиться в гостиной. Но двери были раскрыты, и я со своего места видел все семейство, как будто картину в раме. Госпожа Юхнова в кресле. Старший сын ее, Аркадий Борисович, изволил стоять. Дочь, Татьяна Борисовна, сидела на диване, свою чашку она поставила на широкий подлокотник. А Поленька и Елена Карловна расположились по обе стороны от госпожи Юхновой. Поленька на скамеечке, а Елена Карловна на диване.

— Поленька? Тоже дочь?

— О нет, сударь. Это воспитанница старой барыни, с детства при ней росла. Бедная сирота. Они все были при покойнице что-то вроде двора, — усмехнулся старик. Покачал головой. — Несчастное семейство.

— Что ж несчастного? Они, как я слыхал, весьма богаты.

— Ах, сударь, за деньги счастья не купишь. Верно говорит поговорка.

На этом интересном для Мурина месте вошла с подносом ключница.

— А вот и кофий! Благодарю, Матрена Петровна, — отозвался Соколов.

Глаза ее приветливо встретились с глазами Мурина, когда она поставила перед ним чашку и блюдце. Она была рада гостю, видно было, что Матрена Петровна не столько собственность отставного асессора, сколько член семейства. Она поочередно наклонила над чашками примятый, но вычищенный кофейник. Полилась коричневая дымящаяся струя. Она пахла жженой морковью. Мурин подавил разочарование. Кофе оказался как у всех. Не сводя с Мурина благостного взгляда, Соколов взял свою чашку, следом за ним взял свою и Мурин. Потом поставил.

— Вот, кстати, — приподнял свою Соколов. — Тогда тоже внесли — но не кофейник, а самовар, и поставили на стол, так что он закрыл от меня Юхновых. А только вдруг мы все услыхали, что там, в гостиной, чашка об пол ударилась. Тут я из-за самовара высунулся поглядеть. И все обернулись. Что такое? А старуха Юхнова как-то странно глядит. Глаза огромные, черные, как у цыганки. Я еще подумал: «Надо же». Почему-то я, господин Мурин, всегда думал, что глаза у ней голубые. И начала она говорить какие-то странные слова. Птица поет пальцами. Что-то в таком духе.

А Елена Карловна давай кричать: «Угорела! Она угорела! Откройте окна!»

Все зашумели, повскакали. Совершенный ералаш. Юхнова повалилась. Члены ее затряслись. Поленька принялась расстегивать ей воротничок. Да все уж было кончено. И доктор Фок посреди всего этого стоял — дубина дубиной. Хорош доктор, а? — забрюзжал он. — Вот так случись с тобой что, и отправишься на тот свет — доктор пальцем не пошевелит. Я вам так скажу, молодой человек, есть настойки, которые изготовляли еще наши бабушки, — он указал на книгу, куда заложил бумажку. — Ими и следует пользоваться. А все эти доктора — шарлатаны. Они годятся только тем, у кого здоровье крепкое и денег девать некуда. А ежели вы денежкам любите счет, то пользуйте себя только домашними настойками! Да-с.

Мурин кротко улыбнулся:

— Благодарю. Непременно последую вашему совету.

Соколов бросил на него подозрительный взгляд.

— Нынче молодежь не та, не та. Своим умом жить желает, — размеренно заговорил он, оседлывая привычного конька. — Опыт старшего поколения отвергает. Нет того почтения к мнению старших.

— Отчего ж, — попытался Мурин его оттуда стащить. Поздно.

Отставной асессор крепко вскочил в седло и припустил:

— Все это к нам от французов пошло, сударь мой. Вот отчего. Сперва вольтерьянство. Потом революция. Потом государю законному голову отсекли. Потом уж у них и церковь позабыта, и развестись с супругом — пожалуйста. Я, конечно, госпоже Юхновой этого прямо не сказал, когда ее дочь Татьяна Борисовна бросила мужа и к ней обратно прикатила. Не стал еще больше терзать сердце бедной матери. Но подумал. Вот оно, голубушка, молодое поколение, подумал я: вырастила на свою голову. Сперва эта дочь, романов французских начитавшись, из дома сбегает, чтобы против воли матери обвенчаться, а потом мужа бросает и к родительнице возвращается… Помрешь тут.

— Вы полагаете, госпожа Юхнова померла от волнений за судьбу дочери?