Таинственная невеста

Возок прокатил по главной улице. Свернул, остановился.

— Приехали, барин.

Мурин толкнул дверцу. Но не поднялся. Не смог. Остался сидеть. Этот запах он тоже сразу узнал — запах цапнул его за нос, не отпускал. Горький, едкий, тревожный. Мурин на всю жизнь запомнил его в Москве: запах старой гари.

Мурин смотрел в проем дверцы. Дома не было. Это казалось тем более невероятным, что соседский дом напротив через улицу стоял как ни в чем не бывало и даже ничуть не изменился.

Мурин вышел, хлопнул дверцей. Припал на босую ногу, которую обжег холод. Осторожно поставил ее так, чтобы едва касаться стылой поверхности. Обвел взглядом пожарище. Снег за зиму припорошил многое, но скрыл не всё. Закопченные останки, опаленные кирпичи, почерневшие балки вырисовывались отчетливо, как только умеет черное на белом. Торчали пни. Было слышно, как Энск живет своей жизнью: поскрипывала колодезная цепь, перекликались, играя, дети, брехнула собака, баском ответила другая.

— Вот оно, значит, как, — заметил осторожно кучер. Похлопал рука об руку. Он стал зябнуть.

— Да, — отозвался Мурин.

— Прикажете свезти вас в трактир и спросить там комнату?

Мурин медленно повернул голову.

— Или, может, на станцию прикажете вас воротить? — вкрадчиво предложил кучер.

Что-то в его голосе заставило Мурина нахмуриться. Он посмотрел на фигуру кучера, точно это был не мужик, который помнил его ребенком, а незнакомый человек. Война была рекой. Кто-то ее переплыл, кто-то в ней сгинул. Но никто, никто не вышел на другой берег, оставшись прежним. «Кто был этот кучер теперь?» — подумал Мурин.

— Господин Мурин! — изумленно зазвенел, отвлек его дребезжащий голосок. Приветливый, но совершенно незнакомый.

Мурин обернулся. Он не сразу понял, откуда этот голос доносился. Потом увидел: в окне бельэтажа на другой стороне улицы стояла толстая барыня в сером платье и махала ему.

Он понятия не имел, кто она. Но она, похоже, знала его давно.

— Матвейка! Ты же — Матвейка? Вырос-то как! — Она умиленно окинула его с головы до ног, одной обутой, одной босой, округлила глаза, всплеснула, замахала ручками: — Ты ж простудишься! Скорее, скорее в дом! Там все друг другу и расскажем!

Глава 4

Мурин проснулся оттого, что на него смотрят. Повернул голову. В спальне было темно, светилась только замочная скважина. Сопение за дверью стихло. Мурин откинул перину. Спустил ноги на холодный пол. Поежился. Зевнул, прикрывая рот кулаком. А потом одним прыжком оказался у двери. От нее прянули, затопотали войлочные шаги. Мурин усмехнулся. Сосчитал про себя до десяти. Нет, не успел. Разведка уже донесла. На счет «девять» в дверь стукнули.

— Пожалуйте умываться, барин.

— Входи.

Вошел немолодой слуга с тазиком. В нем ходуном ходила вода, валил пар. Через плечо полотенце. Следом мальчик в войлочных ботах нес кувшин в одной руке, свечу в другой. Тускло блеснули в ответ позументы. При виде гусарской форменной куртки со шнурами, висевшей на ширме, и сабли вместе со всею положенной по уставу сбруей он так и замер, разинув рот. Старик поставил таз на комод.

— Изволите, чтобы вас одели?

— Нет-нет, спасибо. Я сам.

Старик и бровью не шевельнул.

— Миша, не зявай, — тихо, но строго напомнил мальчику.

Того как ветром сдуло.

Крякнув, старик наклонился, забрал из-под кровати ночной горшок, закрытый крышкой. Затворил за собой дверь.

Свет от свечи напоминал апельсин из оранжереи Строгановых. Мурина охватило блаженство. Захотелось повалиться обратно, в нагретые собственным телом перины, обнять весь мир и так заснуть. Но возможности человека не безграничны. Спать не хотелось. К тому же следовало поспешить, пока не остыла вода.

Мурин побрился, высушил полотенцем бакенбарды и усы, расправил, подкрутил рукой. Куртка казалась противной и тесной, как змеиная кожа. Рейтузы вызывали отвращение. Тело просило халат. Сапог был уже отмыт от грязи и обсушен. Мурин подержал его в руках с сомнением. Счел, что либо два, либо ни одного. Поставил у кровати. И босиком отправился в столовую.

Обе дамы уже сидели за столом. Одною была Агафья Тихоновна Макарова. Другою — ее сестра Варвара. Ни одной Мурин не помнил. Но обе дамы прекрасно помнили его. «В платьице! — бурно умилялись они. — С розовым кушачком!» Здесь воспоминания всех троих пересекались. А ту часть их жизни, которой Мурин видеть не мог, престарелые сестры сами ему поведали вчера за ужином.

Агафья вышла замуж, переехала к мужу в имение, вырастила и женила детей, овдовела. Варвара же все это время жила с родителями, обоих похоронила и осталась одна в семейном доме — по соседству с теткой Мурина. Нашествие обеих повергло в смятение, и сестры сочли самым разумным съехаться: так они хотя бы меньше беспокоились друг за друга. К тому же в городском доме обе чувствовали себя безопаснее, нежели в имении, и оказались правы: небольшое имение Макаровых было вскоре разорено.