Таинственная страсть (роман о шестидесятниках). Авторская версия

даже под током провода —

но музыку нельзя руками.

Она с душою наравне.

Берите трешницы с рублями,

Но даже вымытыми

не хватайте музыку руками.

И прогрессист и супостат,

мы материалисты с вами,

но музыка — иной субстант,

где не губами, а устами…

Руками ешьте даже суп,

но с музыкой — беда такая!

Чтоб вам не оторвало рук,

не трожьте музыку руками.

И дальше еще несколько пассажей из недавнего:

Да здравствуют прогулки полвторого,

проселочная лунная дорога,

седые и сухие от мороза

розы черные коровьего навоза!

………………………

Зачем в золотом ознобе

ниспосланное с высот

аистовое хобби

женскую душу жмет?

……………………

Гляжу я, ночной прохожий,

На лунный и круглый стог.

Он сверху прикрыт рогожей —

чтоб дождичком не промок.

И так же сквозь дождик плещущий

космического сентября,

накинув Россию на плечи,

поеживается Земля.

И все так легко. Так звонко. Так гениально! И на обратном пути с террасы можно так же легко, гениально и звонко поцеловать родную Фоску в щеку и в губы Катю, по дружески и на «ты».

Потом поднялся Григ Барлахский. Он был в одной тельняшке без рукавов, чтоб все любовались лаокооновским сплетением рук. Все ждали очередной артподготовки с последующим штурмом собственных позиций, но вместо этого матерый талантище прочел не то что даже ретро, а историческое, лирику времен первой бесславной блокады.

Я тоже был бы в Оленьку влюблен,

За ней по Малой Офицерской следуя,

Но муж ее, противника преследуя,

Отстаивал Четвертый бастион…

………………………………

У флотских свой устав и свой закон:

Не смей к чужому прикасаться ты!

Иначе не ищи себе кассации,

Пока гремят раскаты Оборон.

………………………………

А ночью, отбивая Южный склон,

Слова прощанья и прощенья комкая,

Он умер на руках у Перекомского,

В жену которого он утром был влюблен.

К концу его чтения мрачнейший едва ли не до посинения Влад Вертикалов прошептал Милке Колокольцевой: «Я умираю, любовь моя. Налей мне чачи». Милка посмотрела на Катю, и та кивнула. Стакан виноградной водки оживил Влада и удалил синеву с его щек.

Теперь очередь дошла до Эра. Он волновался не меньше Влада. Полез на террасу эдаким увальнем. Что читать? Ну ладно, начну с одного из ранних, ну, скажем, то, про «парней с поднятыми воротниками», а кончу одним из недавних, про Лорку. Помахал «домашним богиням». Мирка ответила таким же жестом. Анка на него не смотрела: не сводила глаз с Ралиссы. Откуда в нее влезает эта жужелица-интуиция? Надо надеяться, что она еще не обзавелась пистолетом. Он начал читать стих из ранней книжки, написанный якобы о западных «потерянных», а на самом деле о наших юнцах, мучимых непонятной советской жаждой.

Парни с поднятыми воротниками,

В куртках кожаных, в брюках-джинсах.

Ох, какими словами вас ругают!

И все время удивляются: живы?!

………………………………

Равнодушно меняются столицы —

Я немало повидал их, — и везде,

Посреди любой столицы вы стоите,

Будто памятник обманутой мечте.

………………………………

Я не знаю — почему, но мне кажется:

Вы попали в нечестную игру.

Вам история назначила — каждому —

По свиданию на этом углу.

………………………………

Идиотская, неумная шутка!

Но история думает свое…

И с тех пор неторопливо и жутко

Всё вы ждете, всё ждете ее.

Вдруг покажется, вдруг покается,

Вдруг избавит от запойной тоски!

Вы стоите на углу, покачиваясь,

Вызывающе подняв воротники.

А она проходит мимо — история, —

Раздавая трехгрошовые истины…

Вы постойте, парни, постойте!

Может быть, что-нибудь и выстоите.

Все слушали очень внимательно. Он понял, что этот стих стал для многих настоящей ностальгией. Увидел задумчивые глаза Милки и вспомнились Чистые пруды. Взаимные магниты. Рядом с ней теперь, положив ей руку на плечи, сидел какой-то парень из тех, что с поднятыми воротниками. Ба, да это не кто иной, как Вертикалов! Шевельнулось что-то похожее на Анкину жужелицу-ревнивицу.

Ралисса не смотрела на него. Опустив голову, она вроде слушала сидевшего с ней рядом одного из арзамасских академиков, а именно Витаминова. Потом хохотнула и махнула на академика рукой: дескать, ладно вам! Роберт начал читать второй стих:

А одна струна — тетива,

Зазвеневшая из темноты.

Вместо стрел в колчане — слова.

А когда захочу — цветы.

А вторая струна — река.

Я дотрагиваюсь до нее.

Я дотрагиваюсь слегка.

И смеется детство мое.

Есть и третья струна — змея.

Не отдергивайте руки:

Это просто придумал я —

Пусть боятся мои враги.

А четвертая в небе живет.

А четвертая схожа с зарей.

Это — радуга, что плывет

Над моею бедной землей.

Вместо пятой струны — лоза.

Поскорее друзей зови!

Начинать без вина нельзя

Ни мелодии, ни любви.

А была и еще одна очень

трепетная струна.

Но ее — такие дела —

Злая пуля оборвала.