Таинственная женщина

Послышались скорые шаги, двери столовой отворились, и Милона ввела нового гостя. Он был в простой крестьянской одежде. Бросив шляпу на пол, он скинул рубаху, спустил полотняные панталоны, снял тяжелые башмаки, не обращая никакого внимания на Софию.

– Мило, подайте мое платье… – приказал он.

Потом он поставил на стол стеклянную банку, положил рядом лист бумаги и сказал с улыбкой:

– Вот оно!

София и Чезаро были потрясены и с благоговением принялись разглядывать рыжеватые полоски пороха.

– Да, эта банка и эта бумажка мне дорого стоили.

– Вас накрыли?

– Да, и мне пришлось убить…

– Кого? – вскрикнула София, бледнея.

– Успокойтесь, моя красавица, не вашего голубка! – ответил Ганс, кинув многозначительный взгляд на Чезаро, лицо которого приняло жесткое, холодное выражение.

– Мне преградил дорогу препротивный субъект, который давно путался у меня под ногами, – продолжал Ганс. – Это не первая наша стычка. Он чуть было не схватил меня три года тому назад в Лионе. Теперь я наконец-то покончил с ним!

– Но там же будет переполох!

– Дело сделано, остается только поскорее бежать. Этот несчастный с рассеченным виском преспокойно будет плавать в реке, пока его не выловят, а к тому времени мы уже будем за границей.

С нарядным костюмом в руках, серой фетровой шляпой и желтыми ботинками, вошла Милона. Ганс стал одеваться, не стесняясь присутствия Софии.

– Кучер, что стоит у ворот, видел, как вы вошли сюда? – спросила София.

– Я не настолько глуп, чтобы показываться ему на глаза. Я вошел с другой стороны, стена невысока. Это очень удобно, и я уйду тем же путем. А вам, дети мои, советую поскорее испариться. Нас зовут в Венецию, там я снова стану майором Фразером.

Спрятав стеклянную банку и сложенную бумагу в кожаном мешке, он протянул руку Агостини, улыбнулся Софии и поспешно скрылся. Пнув ногой сброшенный костюм Ганса, итальянец сказал:

– Мило, надо бы сжечь все это.

– В кухонной печи, – серьезно проговорила цыганка.

– А каковы ваши намерения, дорогая София? Вы слышали, что сказал наш благородный друг? Полагаю, нам лучше уехать отсюда поскорее.

Женщина не ответила и медленно побрела в гостиную, обдумывая, как приступить к объяснению. Она села на диван и закурила. Когда Агостини подошел к ней, София спокойно сказала ему:

– Полагаю, что вам и правда следует уехать. Что же касается меня, то исчезнуть теперь значило бы вызвать подозрение и допустить крайнюю неосторожность.

– Но разве вас не заподозрят, если вы останетесь? Не направят следствие против вас?

– Подозревать меня? На каком основании? Кто осмелится такое предположить? Я никого не знаю, кроме Марселя Барадье. Только он бывал у меня.

– Но он, по всей вероятности, никому, кроме вас, не сообщал сведений, благодаря которым Ганс так удачно все провернул.

– Он сообщил их мне два часа тому назад. Каким образом я, не выходя отсюда, могла направлять человека, который вошел в лабораторию и там избавился от шпиона. Последний уже не выдаст меня, он спит вечным сном. В лаборатории обнаружат разгром, но сегодня на фабрике были волнения, в которых участвовали разные негодяи… Не логично ли предположить, что кража совершена ими? Если я уеду, меня, безусловно, заподозрят. Если же я останусь здесь с Милоной, Марсель Барадье, вернувшись сюда, найдет меня веселой и безмятежной, и все спасено. Не хорошо ли я придумала?

– Очень хорошо, – иронично ответил Чезаро. – Пожалуй, даже слишком хорошо. Впервые вы скрываете от меня правду, София…

– Милый Чезаро, не тратьте слов и делайте то, что я вам приказываю, – продолжала она, побледнев и прикусив губу. – Ведь вам еще ни разу не приходилось раскаиваться в том, что вы послушали меня, не правда ли? Просто делайте, как я говорю.

– Нет! – раздался резкий, точно пощечина, ответ.

– Не позволите ли вы узнать о мотивах, которые руководят вами? – холодно спросила София.

– Те же, что и у вас. Вы не хотите ехать со мной из-за молодого Барадье. Я из-за него же требую, чтобы вы поехали со мной.

– Неужели вы ревнуете?

– Да.

– Вот так новость! Я поражена…

– Разнообразие ощущений составляет прелесть жизни.

– Итак, вы думаете…

– Что этот юный блондин задел вас глубже, чем предвиделось в нашей программе. Я позволил вам очаровать его ради успеха, но я не согласен разрешить вам флирт с ним из любви к искусству. Комедия окончена, опустим занавес, не будем продолжать любовную интригу за кулисами.

Они обменялись враждебными взглядами, словно два противника, собирающиеся начать схватку.

– Послушайте, София, не будем ссориться, – сделав над собой усилие, смягчился итальянец. – Мы должны быть снисходительны друг к другу. Скажите мне откровенно, что вы намерены делать, и я подчинюсь вашей воле. Быть может, вы хотите еще неделю свободы, а потом приедете к нам в Венецию? Я ведь хорошо знаю человеческие слабости! Если у вас есть каприз, удовлетворите его. Я воображу на время, что я – брат мадам Виньола, а потом ко мне вернется моя София. Вы удовлетворены таким решением?

– Не знаю, – ответила она, тяжело вздохнув.

– Так вы отказываетесь дать мне обещание приехать через неделю?