Таинственное исчезновение

Эту фразу: «Не могу надышаться!» — она в упоении повторяла весь путь от Вологды до Кириллова, и постоянно теребила мальчиков: «Смотрите — какая красота! Дышите — какой аромат!» Но те были еще слишком малы, ничего не понимали и все больше лезли к кучеру. А коляска катила по хорошо утрамбованной земляной дороге, окутанная розовато-фиолетовым сиянием. Цвет ван-чая… Густые заросли этого высокого и разлапистого цветка тянулись вдоль всей дороги. А по бокам, отступив на два-три шага, густела мохнатыми соснами и елями тайга. Но вот незаметно ушел к горизонту лес, и за лиловой дымкой ван-чая открылись другие картины: перелески, хуторки в один-три дома, луг. И вдруг — озеро, огромная синяя чаша. Коляска стала, и все по лугу, по высокой траве, желтым и голубым цветам побежали к обрыву, замерли… По озеру тихо плыла лодка. Слажено и спокойно поднимали и опускали весла две старухи. Они негромко переговаривались, но безветренный покой ясно доносил их окающие голоса. На противоположном берегу ютилась маленькая деревушка с аккуратной деревянной часовней. А впереди, по дороге, уже поднимались стены монастыря: виднелся Кириллов.

В первый же день, улучив момент, когда тетушка, встретив, определив и накормив гостей, пошла к себе отдохнуть, Викентий заглянул к ней. Он знал: отдыхая, тетя была не прочь посудачить. Она посадила его рядом с собой на мягкую кушетку, обняла, как маленького, сказала:

— Вот судьба как повторяется! Вы с Катюшей рано без родителей остались, и ее сынок вот тоже…

Но почти сразу Викентий свернул разговор в другую сторону, на местные темы, и нашел возможность спросить: — Где-то в этих краях обитала помещица Шабалина… Фамилия княжеская, богатая. Слыхали, наверное, тетушка?

— Уж не Евпраксия ли Евграфовна? Она? Так что ж не слыхать! И знавала. Она, почитай, в Кириллове всю жизнь и прожила.

— Здесь? Но имение их родовое дальше, на том берегу озера.

— А что имение? Да и не так велик наш Сиверко, чтоб не объехать за день. А Евпраксия Евграфовна деревню не любила. Говаривала: «Деревня только для малых ребятишек да древних старух хороша. Что мне там делать?»

— А не боялась, что без господского глаза там разлад пойдет? Хозяйство ведь, как я знаю, большое у Шабалиных.

Тетушка рассмеялась.

— Да, дружочек, видно, что ты помещицу-то нашу не знал. Грозна была! Ее на унцию, на грошик обмануть боялись. По струночке все управляющие и старосты ходили. А сама она лишь по осени на недельку-две туда выезжала.

— Значит, тут и жила, в Кириллове?

— Пойдем-ка покажу.

Тетушка вывела Викентия на веранду. Широкая, мощеная желтым кирпичом улица была застроена красивыми особняками. В одном конце — купеческими, а там, где расступаясь, она вливалась в городскую площадь — двух-трехэтажными дворянскими. Александра Алексеевна указала на приметный дом с высоким крыльцом, колоннами, балконами вдоль второго этажа. Это был особняк Шабалиных.

— Кто же там сейчас обитает? — спросил Петрусенко.

— А никто. Наезжает изредка Сергей Степанович, сын покойной, да и то на день-два проездом в имение. И то сказать: в родное гнездо он ездит редко. Большой ведь человек, ты поди знаешь…

Викентий Павлович знал: полковник столичного генерал-губернаторского штаба, Шабалин жил в Санкт-Петербурге. Вернувшись с тетей в комнату, посадив ее и поправив под спиной подушки, он продолжил расспрос.

— А что дочь Шабалиной? Тоже бывала тут?

— Покойница Машенька была отрезанный ломоть. Как уехала в ваши края, так и все… Ах, беда, коль дети разлетаются далеко. Я-то счастливая, все при мне!

Аннушка, младшая тетина дочь, со своей семьей жила здесь же, в доме. Петруша, сын, на соседней улице. Еще одна кузина Викентия, Наталья, — была замужем в Вологде и приезжала к матери очень часто. По дому бегала детвора — тетушкины внуки, — и Саше с Митей тут же нашлись товарищи.

Но Викентий не дал отвлечься Александре Алексеевне на близкую и приятную для нее тему. Он спросил:

— Но разве Мария Степановна совсем не приезжала? А сын ее — он ведь здесь родился?

— Сын? — тетя, казалось, удивилась. Потом махнула рукой. — Ах, Викеша, я ведь с ней особо дружна не была. Все понаглядке да понаслышке. Может, чего и не знала. Да и позабыла.

Тетя хитренько прищурилась:

— Ох, что-то, гляжу я, интересуешься ты покойной нашей барыней? Или кем-то из ее домочадцев? Знаю, знаю, работа у тебя такая. Так вот что я тебе подскажу. У покойной подруга была, наиблизкая. Жива-здорова поныне. Ольга Антоновна Лавишникова. Вот ее навести, и уж если кто тебе о Шабалиных расскажет, то она.

…Старушка Ольга Антоновна, казалось, — сама мягкость и доброта. Вспоминая о Шабалиной, она так прямо и сказала:

— Евпраксия Евграфовна меня очень любила. Характер у нее был суровый. Если что-то или кто-то ей не нравился, резких слов она не стеснялась. А ко мне всегда была ласкова, говорила: «Тебя, Оля, обижать грех. Ты в людях только хорошее видишь».