Таинственное похищение

За геологом, ведя на поводу навьюченного мула, шел сухощавый крепкий паренек. У него было загорелое, обветренное лицо человека, проводящего большую часть жизни на открытом воздухе. Его ястребиные карие глаза неотступно следили за каждым движением геолога. Стоило тому скрыться в зарослях, как паренек бросался за ним напролом через кусты и груды камней, не щадя своей поношенной одежонки, и наверное, не отстал бы от своего спутника ни на шаг, если бы не ленивый мул, противившийся этому изо всех сил. Оседланный стареньким вьючным седлом, небольшой тонконогий горный мул с молчаливым упорством отказывался следовать за своим проворным хозяином и неохотно переступал ногами, словно раздумывая каждый раз, куда ему поставить свои узкие копытца. На седле покачивались туго набитый рюкзак, маленькая походная палатка, крестьянская торба, ямурлук[3] с обтрепанными полами и острый топор. Сбоку к нему был привязан моток длинной пеньковой веревки. Самодельная, сплетенная из такой же веревки уздечка сильно оттягивала челюсть животного, так как паренек безжалостно дергал повод, и тогда мул, вытянув шею, бессмысленно прикрывал один глаз и подрагивал отвислой нижней губой. На спусках он широко расставлял задние ноги, упирался и останавливался. На подъемах тащился еще медленнее, словно нарочно хотел поддразнить своего нетерпеливого хозяина. А тот, в сердцах, то колотил его по бокам, то пинал ногами, оглядываясь каждый раз на геолога. Как только мул чувствовал, что повод ослабевал, он шевелил губами, стараясь дотянуться своими длинными желтыми зубами до травы или молодых листьев, так соблазнительно щекотавших на ходу его ноздри. В таких случаях его упорства уже не могло сломить даже самое яростное дерганье веревки. Он не трогался с места до тех пор, пока не набивал рот сочной зеленью и пока разъяренный паренек не набрасывался на него с кулаками.

Геолог видел, что проводник старается от него не отставать, но считал это в порядке вещей. Он не был настолько наблюдательным, чтобы объяснить себе это нетерпение и сердитые вспышки паренька, и шел, восхищаясь красотой гор, упиваясь кристальным, без единой пылинки воздухом. В ушах у него звенело. Со счастливым выражением, словно, ребенок, нашедший в уличной пыли монетку, он рассматривал на ладони отбитые кусочки пород, подбирал с земли кристаллики и опускал их в сумку. Изредка по лицу его пробегала тень под влиянием неприятных мыслей, то исчезавших, то вновь навязчиво всплывавших в его сознании. Он провел беспокойную ночь и теперь неотступно продолжал разбирать в уме вчерашнее происшествие.

До сих пор он ощущал во рту неприятный вкус и время от времени нащупывал языком ворсинки грязной мешковины, которые с отвращением сплевывал. Щеки его горели, ребра ныли. «На меня, кажется, накинули мешок, — думал он, — и куда-то понесли…»