Я подозвал носильщиков, и мы спустились на платформу. Девушка протянула мне руку:
— Прощайте, обещаю следить за своей речью.
— Позвольте хотя бы проводить вас на пароход?
— Нет, мне не на пароход. Подожду еще, может, моя сестра все же объявится. Но все равно, спасибо.
— Как, неужели мы никогда больше не увидимся! И вы не скажете мне даже вашего имени? — вскричал я, видя, что девушка уходит.
Она оглянулась и смеясь бросила через плечо:
— Сандрильона![173]
Я и не подозревал в ту минуту, при каких обстоятельствах мне снова приведется встретиться с нею.
Глава 2
«Ради всего святого, приезжайте!»
На следующее утро в пять минут десятого я вошел в нашу общую гостиную, где мы обычно завтракали. Мой друг Пуаро, отличавшийся необыкновенной пунктуальностью, как раз разбивал скорлупу второго яйца.
Увидев меня, он просиял.
— Надеюсь, хорошо спали? Пришли в себя от этой ужасной болтанки на море? Удивительно, вы сегодня явились к завтраку почти вовремя. Pardon, у вас галстук сбился. Позвольте, я поправлю.
Кажется, я уже где-то описывал наружность Эркюля Пуаро. Начать с того, что он необыкновенно мал ростом — пять футов и четыре дюйма, яйцеобразная голова, обычно немного склоненная набок; глаза, в которых в минуты возбуждения мелькает зеленая искорка; жесткие, воинственно торчащие усы; величавый, исполненный гордого достоинства вид. Одет всегда с иголочки и выглядит весьма элегантно. Невероятный аккуратист. Во всем без исключения. Небрежно завязанный галстук, загнувшийся уголок воротничка или ничтожная пылинка на одежде причиняют ему невыносимые страдания, если только он лишен возможности немедленно и собственноручно навести должный порядок. «Порядок» и «методичность» — вот два идола, которым он поклоняется. Он всегда испытывал легкое презрение к вещественным уликам, таким, скажем, как следы или пепел от сигареты, утверждая, что сами по себе они ни в коей мере не могут помочь расследованию. Постукивая по своей яйцеобразной голове, он, бывало, говаривал с забавным самодовольством: «Настоящая работа совершается здесь,
Я подсел к столу и небрежно заметил в ответ, что назвать «ужасным» короткое, не более часа, морское путешествие из Кале в Дувр[175]
, пожалуй, было бы с моей стороны сильным преувеличением.— А что почта, нет ли чего-нибудь занятного? — осведомился я.
Пуаро разочарованно покачал головой.
— Правда, писем я еще не читал, да и то сказать, что может быть интересного в наши дни? Великие преступления, разгадка которых требует безупречно организованной работы ума, где они?
И он поник головой с таким унылым видом, что я невольно расхохотался.
— Не падайте духом, Пуаро, удача еще улыбнется вам. Прочтите письма — как знать, вдруг какое-нибудь занятное дело замаячит на горизонте?
Пуаро улыбнулся и, взяв маленький изящный нож для разрезания бумаг, которым неизменно пользовался, вскрыл несколько конвертов, лежавших подле его тарелки.
— Счет. Еще один. Кажется, к старости я становлюсь мотом. А! Послание от Джеппа.
— Да? — Я навострил уши.
Инспектор Джепп из Скотленд-Ярда уже не раз подкидывал нам интересные дела.
— Всего лишь благодарность (в его обычной манере) за то, что я немного помог ему в деле Эберистуайта — указал верное направление расследования. Рад, что мог быть полезен ему.
Пуаро неторопливо продолжал просматривать корреспонденцию.
— Предлагают прочесть лекцию местным бойскаутам[176]
. Графиня Форфэнок будет весьма признательна, если я навещу ее, предварительно позвонив по телефону. Наверняка опять болонка пропала! Так, а вот и последнее. Ого!..Я вскинул глаза, сразу уловив перемену в его голосе. Пуаро внимательно вчитывался в письмо. Минуту спустя он протянул листок мне.
— Что-то не совсем обычное, mon ami. Прочтите сами.
Письмо было написано на бумаге иностранного образца отчетливым, характерным почерком: