Таинственное происшествие в Стайлз. Таинственный противник. Убийство на поле для гольфа

— Представляю, как вам больно, — сказал он, а я подумал, что мой друг, кажется, опять чем-то удручен. Между тем следователь спохватился и заспешил:

— Надо немедленно связаться по радио с молодым мосье Рено. Нам крайне необходимо узнать все об этой его поездке в Сантьяго, — и, подумав, добавил: — К тому же, будь он здесь, мы могли бы избавить вас от лишних страданий, мадам.

Мосье Отэ многозначительно умолк.

— Вы имеете в виду опознание трупа? — глухо спросила мадам Рено.

Следователь молча склонил голову.

— Не тревожьтесь, мосье. У меня хватит сил вынести все, что потребуется. Я готова сделать это прямо сейчас.

— О, и завтра не поздно, уверяю вас…

— Нет, я хочу покончить с этим, — сказала она тихо, и судорога боли исказила ее лицо. — Не будете ли так любезны, доктор, позвольте опереться на вашу руку.

Доктор поспешил к ней на помощь, кто-то накинул плащ на плечи мадам Рено, и мы стали медленно спускаться по лестнице. Мосье Бекс бросился вперед и отворил дверь сарая. Мадам Рено подошла и остановилась на пороге. Она была очень бледна, но полна решимости. Прикрыв лицо рукой, она сказала:

— Минутку, мосье, я соберусь с силами.

Потом она опустила руку и взглянула на покойного.

И тут поразительное самообладание, с которым она держалась все время, оставило ее:

— Поль! — вскрикнула она. — Мой муж! О, Боже! Она пошатнулась и без чувств упала на пол. Пуаро мгновенно бросился к ней, приподнял веко, пощупал пульс. Убедившись, что мадам Рено действительно в глубоком обмороке, он отошел в сторону и, схватив меня за руку, воскликнул:

— Болван, какой же я болван, мой друг! Я просто потрясен! В голосе мадам Рено было столько любви и горя! Моя версия оказалась совершенно несостоятельной. Eh bien![207] Придется начать все заново!

Глава 6 Место преступления

Доктор и мосье Отэ понесли бесчувственную мадам Рено в дом. Комиссар провожал их взглядом, сокрушенно качая головой.

— Pauvre femme[208], этого удара она не вынесла. Да, да, ничего не поделаешь. Ну что ж, мосье Пуаро, может быть, осмотрим место, где было совершено преступление?

— Если вас не затруднит, мосье Бекс.

Мы вернулись в дом и вышли на улицу через парадную дверь. Проходя мимо лестницы, ведущей наверх, Пуаро с сомнением покачал головой.

— Не верю, что служанки ничего не слышали. Ступени скрипят так, что и мертвый проснется, к тому же, заметьте, спускались трое!

— Но ведь была глубокая ночь. Видно, все они крепко спали.

Однако Пуаро все качал головой, похоже, мое объяснение ничуть его не убедило. Дойдя до поворота аллеи, он оглянулся на дом.

— Почему мы думаем, что они вошли через дверь? Ведь они не знали, что она незаперта, и могли влезть в окно.

— Но все окна первого этажа закрыты железными ставнями, — возразил комиссар.

Пуаро показал на одно из окон второго этажа.

— Это ведь окно спальни, да? Смотрите, вот по этому дереву можно в два счета добраться до окна.

— Возможно, вы правы, — согласился комиссар. — Но тогда на клумбе должны быть следы.

Справедливость его слов была очевидна. По обеим сторонам ступеней, ведущих к парадной двери, на больших овальных клумбах алела герань. К дереву, о котором говорил Пуаро, не подойдешь, не наступив на клумбу.

— Правда, погода стоит сухая, — продолжал комиссар, — на аллее и на дорожках следов не видно, но рыхлая, влажная земля на клумбе — совсем другое дело.

Пуаро принялся внимательно разглядывать клумбу. Мосье Бекс оказался прав, земля была совершенно ровной: ни ямки, ни углубления, ни вмятины.

Пуаро кивнул, как бы удовлетворенный осмотром, и мы уже отошли было, но вдруг он устремился к другой клумбе и стал ее рассматривать.

— Мосье Бекс! — позвал он. — Поглядите, здесь полно следов!

Комиссар подошел к нему и улыбнулся.

— Мой дорогой мосье Пуаро, совершенно верно — это следы садовника, его огромных, подбитых гвоздями сапог. Впрочем, это не имеет никакого значения, ведь с этой стороны нет дерева и, следовательно, влезть в окно второго этажа невозможно.

— Да, правда, — заметил Пуаро, явно расстроенный. — Стало быть, вы считаете, что эти следы ничего не значат?

— Ровным счетом ничего.

И тут, к моему великому изумлению, Пуаро многозначительно произнес:

— Не согласен с вами. Сдается мне, эти следы — пока самая важная улика из всего, что мы видели.

Мосье Бекс промолчал, пожав плечами. Он был слишком вежлив, чтобы откровенно выложить, что он думает по этому поводу.

— Ну что ж, продолжим? — предложил он.

— Конечно. А этими следами я могу заняться и позже, — охотно согласился Пуаро.

Мосье Бекс пошел не к воротам, куда вела подъездная аллея, а круто свернул на боковую тропинку, обсаженную кустарником, которая, полого поднимаясь, огибала дом справа. Неожиданно тропинка вывела нас на Небольшую площадку, откуда открывался вид на море. Здесь стояла скамейка и неподалеку от нее — ветхий сарай. В нескольких шагах отсюда шла аккуратная линия низенького кустарника, ограничивающая владения виллы. Мосье Бекс продрался сквозь кусты, и мы оказались на довольно широкой поляне. Я с удивлением огляделся вокруг.

— Постойте, да ведь это же площадка для гольфа.