— И вы входили туда? Зачем?
Я замялся было, но потом решил, что самое лучшее, что я могу сделать, — это чистосердечно признаться во всем.
— Мосье Отэ, — заявил я, — я совершил серьезный проступок и теперь считаю своим долгом покаяться в нем и просить вашего снисхождения.
— Да говорите же, мосье.
— Дело в том, что, — начал я, ощущая непреодолимое желание провалиться сквозь землю, — я встретил девушку, мою знакомую. Ей очень хотелось увидеть все собственными глазами, и я… ну, в общем, я взял ключ и показал ей покойного мосье Рено.
— О! — воскликнул следователь вне себя от негодования. — Вы действительно совершили серьезный проступок, капитан Гастингс. Это грубейшее нарушение! Как вы могли на это решиться!
— Знаю, — смиренно сказал я. — И готов выслушать самое суровое осуждение.
— Надеюсь, не вы пригласили приехать сюда эту девушку?
— Конечно нет. Я встретил ее совершенно случайно. Она англичанка, а сейчас живет здесь, в Мерлинвиле, но я об этом ничего не знал, пока сегодня утром нечаянно не встретился с ней.
— Ну, ладно, ладно, — сказал следователь, смягчаясь. — Конечно, это против всяких правил, но девушка, должно быть, молода и недурна собою. Ах, молодость, молодость! — меланхолически вздохнул он.
Но комиссар, менее романтическая личность, и не думал отступать:
— Но разве вы не заперли дверь на замок, когда уходили?
— В том-то и дело, — нехотя признался я. — Не могу этого себе простить. Моей приятельнице стало дурно, она чуть было не потеряла сознание. Я дал ей бренди с водой и настоял на том, чтобы проводить ее обратно в город. В волнении я забыл запереть дверь и спохватился только, когда вернулся на виллу.
— Стало быть, минут двадцать, по крайней мере… — проговорил комиссар медленно и не закончил фразы, ибо и так было ясно, что он думает по этому поводу.
— Совершенно верно, — сказал я.
— Двадцать минут, — многозначительно повторил комиссар.
— Прискорбно, — сказал мосье Отэ, снова становясь суровым. — Неслыханно!
Тут внезапно вмешался мосье Жиро:
— Вы считаете, что это прискорбно?
— Конечно.
— А я считаю, что превосходно, — заявил мосье Жиро.
Вот уж в ком не рассчитывал найти союзника!
— Вы говорите «превосходно», мосье Жиро? — переспросил следователь, искоса бросая на сыщика недоверчивый взгляд.
— Вот именно.
— Это почему же, позвольте полюбопытствовать.
— Потому что теперь нам известно, что убийца или его сообщник всего час назад еще находился здесь, рядом. Странно будет, если мы, зная это, не схватим его в самом скором времени. — Мосье Жиро говорил решительно и безапелляционно. — Он сильно рисковал, стараясь заполучить нож. Возможно, опасался, что на нем остались отпечатки пальцев.
Пуаро повернулся к Бексу:
— Вы ведь говорили, что их нет?
Жиро пожал плечами.
— Видимо, убийца не был в этом уверен.
Пуаро взглянул на него.
— Ошибаетесь, мосье Жиро. Убийца был в перчатках. Значит, он-то был уверен, что отпечатков на ноже нет.
— Я же не утверждаю, что нож взял сам убийца. Возможно, это был его сообщник, который про перчатки и не знал.
Помощник следователя собирал со стола бумаги. Мосье Отэ обратился к нам:
— Итак, мы свою работу выполнили. Может быть, мосье Рено, вы желаете, чтобы вам зачитали ваши показания. Я намеренно придерживался неофициального тона, насколько, разумеется, позволительно при судебном разбирательстве. Меня обвиняют в либерализме, но я готов снова подтвердить: мои методы оправдывают себя. Теперь это дело в руках нашего талантливого, нашего прославленного мосье Жиро. Тут уж он, без сомнения, покажет, на что способен. Право, я удивлен, что убийцы до сих пор гуляют на свободе! Мадам, позвольте еще раз выразить вам мои искренние соболезнования. Мосье, желаю вам всего наилучшего.
И следователь отбыл в сопровождении помощника и комиссара полиции.
Пуаро вытащил свои часы-луковицу.
— Давайте, мой друг, вернемся в гостиницу и пообедаем, — сказал он. — А вы подробно расскажете мне о ваших утренних безрассудствах. Никто не обращает на нас внимания, и мы можем уйти не прощаясь.
Мы тихо вышли из комнаты. Следователь только что отъехал на своем автомобиле. Я стал было спускаться, но Пуаро остановил меня:
— Одну минутку, мой друг.
Он проворно извлек из кармана рулетку и с самым серьезным видом принялся измерять длину плаща, висевшего в холле. Прежде этого плаща я здесь не видел. Вероятно, он принадлежит мистеру Стонору или Жаку Рено, подумал я.
Удовлетворенно хмыкнув, Пуаро сунул рулетку в карман и вслед за мной вышел из дома.
Глава 12
Пуаро приподнимает завесу тайны
— Зачем вы обмеряли плащ? — спросил я, мучимый любопытством, когда мы неторопливо вышли на белую, нагретую солнцем дорогу.
— Parbleu! Чтобы узнать его длину, — невозмутимо ответил Пуаро.