Таинственное убийство Линды Валлин

Затем прокурора оставили в покое, а под обстрел попала полиция, и речь снова зашла о самом трагическом событии. И от Бенгта Олссона потребовали прокомментировать работу по розыску преступника на ранней стадии, а он почему-то ответил немного не по теме. Вопрос касался критики расследования со стороны канцлера и омбудсмена юстиции из-за того, что так называемой добровольной сдаче проб ДНК подверглась почти тысяча ни в чем не повинных жителей Векшё. Однако Олссон запел про проведенное сокращение разыскной группы с тридцати человек до дюжины. Оно якобы показало, что сегодня это уже история и что наступила совсем другая фаза охоты за убийцей.

А когда журналист «Раппорта» поинтересовался, благодаря ли этой процедуре удалось найти преступника, Олссон не стал вдаваться в детали, но уверил, что именно проба ДНК сыграла ключевую роль на заключительном этапе поисков. А как на самом деле все обстояло с этим, зрителям с экранов телевизоров красноречиво объяснил Левин и его худая шея.

Как только встреча с прессой закончилась, Левин вернулся к себе в кабинет и попытался забыть все, что там случилось, и взамен сосредоточиться на пока безрезультатном розыске эксклюзивного мужского свитера, от которого, вероятно, были найденные на месте преступления голубые волокна. Идея Сандберг спросить о нем командира пассажирского авиалайнера в отставке оказалась совсем не глупой. Несколько лет назад он купил как раз такой в аэропорту Гонконга. На распродаже со скидкой, где порой можно приобрести просто исключительные вещи почти даром.

— Если я правильно помню, его цена упала с девятисот девяноста долларов до девяноста девяти, — похвалился летчик.

Затем он посмотрел фотографии различных свитеров и сразу показал на один из них, голубой, с V-образным воротом и длинными рукавами.

— Он точно как тот, фантастическое качество. Не жарко летом, тепло зимой, был моей любимой вещью в любое время года, — подвел итог капитан.

На вопрос, что же со свитером тогда случилось, бывший пилот ответил, что в один прекрасный день он просто куда-то подевался, да так пока и не нашелся.

Анна Сандберг поинтересовалась, не мог ли он подарить его тогдашнему сожителю своей младшей дочери? Абсолютно исключено, если верить летчику. Единственное, что данный субъект мог получить от него, так только хороший пинок под зад. Знай он тогда то, о чем ему известно сегодня, точно уж не стал бы церемониться с зятьком. А вообще относительно всех выкрутасов Монссона им стоило бы поговорить с его дочерью, пусть даже он предпочитает, чтобы они оставили ее в покое на несколько дней, пока она не придет в себя. В те дни, о которых идет речь, он пытался свести свое общение с Монссоном до того минимума, какой требовали правила приличия. По мнению летчика, большая загадка таилась в том, почему некоторые женщины, независимо от их ума, красоты и очарования, вроде его младшей дочери, например, похоже, совершенно не разбирались в мужчинах определенного типа.

— Мог ли Монссон позаимствовать или, пожалуй… да, даже украсть ваш свитер? — осведомилась Анна Сандберг, которая уже с нетерпением ждала встречи с дочерью капитана, чтобы обстоятельно поговорить с ней о непостижимых женским умом мужиках. Если не под протокол, то, по крайней мере, по принципу «между нами девушками говоря».

— Вполне возможно, — ухмыльнулся ее собеседник. — Я всегда считал, что он способен на то и другое.

— Что вы имеете в виду? — спросила Анна Сандберг.

Ну, не убийство, конечно. Он и его семья узнали все предыдущим вечером, и новость шокировала их всех, они, по-хорошему, даже еще не успели прийти в себя. Совершенно независимо от всех связанных с этим событием практических проблем, ведь его внучка должна пойти в школу и все такое. Сам он довольно быстро разобрался в гнилой душонке Монссона.

— Вы имеете в виду нечто особенное?

Впервые он как бы прозрел, когда его дочь жила с Монссоном и находилась на седьмом месяце. Тогда он и его старый коллега столкнулись с Бенгтом Монссоном в ресторане в Векшё. Тот был с дамой и имел наглость представить ее как своего товарища по работе.

— Он настолько плевал на всех, что даже не стал утруждать себя поездкой в Кальмар или Йёнчёпинг, — констатировал летчик.

Совершенно ненадежный, готовый изменять жене направо и налево, лживый относительно всего на свете, небрежный в плане денег, не мог отличить свои от чужих, никак не заботился о собственном ребенке, даже не выказывал желания делать это, главным образом, похоже, использовал девочку с целью позаимствовать старый «сааб» летчика, и вообще оставалось загадкой, почему его дочери понадобились целых два года, чтобы понять то, о чем он сам стал догадываться уже с первого дня.

— Уж точно он стащил мой свитер, — заверил летчик. — Я его постоянно подозревал. Это еще самое малое, что от него можно было ждать.