Таинственные расследования Салли Локхарт. Рубин во мгле. Тень «Полярной звезды»

Вообще-то Фредерик собирался заглянуть к ней утром, но одно событие помешало ему. Внезапно явился Маккиннон, неузнаваемый в длинном плаще и шляпе с широкими полями. Этот экзотический наряд привлек к нему больше внимания, чем если бы он прибыл в сопровождении кавалерийского полка.

Уэбстер работал в студии, Джим где-то шатался, так что Фредерику пришлось одному принимать его в задней комнате.

– Мне нужна ваша помощь, – требовательно сказал Маккиннон, как только они сели. – Сегодня вечером у меня выступление в частном доме. Нужно, чтобы и вы были там. На случай, если тот человек…

– В частном доме? – перебил его Фредерик.

– Благотворительное выступление у леди Харборо. Гостей будет человек сто. Каждый платит по пять гиней, вся выручка пойдет в фонд какой-то больницы. Я, разумеется, выступаю бесплатно, за исключением чисто символической суммы на расходы.

– От меня-то вы чего хотите? Я ведь уже говорил: я охраной не занимаюсь. Если вам нужен телохранитель…

– Нет-нет, не телохранитель. Я буду чувствовать себя в большей безопасности, если кто-то еще будет за ним приглядывать… вот и все. Если он попытается заговорить со мной, вы могли бы перехватить его… отвлечь, понимаете?

– Мистер Маккиннон, да я даже не знаю, как он выглядит! Вы ведь выражались крайне туманно: вы полагаете, что он преследует вас, так как понял, что вы видели, как он кого-то убил, но не знаете, кого, где и когда. Имени его вы тоже не знаете, не говоря уж о том…

– Я вас нанимаю, чтобы все это выяснить, – перебил его Маккиннон. – Если вы сами не можете, буду очень признателен, если порекомендуете того, кто сможет.

Выглядел он сурово и… немного нелепо в этом своем маскарадном плаще. Фредерик не смог удержаться и расхохотался.

– Ладно, – сказал он, закончив смеяться. – Раз такое дело, пойду вам навстречу. Но не забывайте: я не телохранитель. Если этот человек попытается проткнуть вас шпагой, я буду насвистывать, глядя в окно. Драк мне уже хватило, будьте покойны.

И он потер нос, сломанный лет шесть назад в стычке на пустынной верфи в Уоппинге. Хорошо еще, что он вообще тогда жив остался.

– Значит, вы пойдете? – уточнил Маккиннон.

– Пойду. Но вам придется объяснить мне, что делать. Вы хотите, чтобы я был вашим ассистентом во время выступления?..

Судя по выражению лица фокусника, эту возможность он уже рассматривал. Однако в конце концов он достал из кармана пригласительный билет.

– Покажете билет на входе, заплатите пять гиней и войдете вместе с остальными гостями. Вечерний костюм необходим, разумеется. Ну и… просто осмотритесь. Наблюдайте за публикой. Держитесь так, чтобы я вас все время видел. Я найду способ указать вам, кто из гостей – тот, о ком я говорил. Если он придет, конечно. В этом я пока не уверен. Если увидите его, узнайте, кто он… ну, что я вам рассказываю!

– Звучит довольно просто, – беспечно сказал Фредерик. – Ваш план нуждается только в одной поправке: за вход я отдам ваши пять гиней, а не свои.

– Ну, конечно! – нетерпеливо воскликнул Маккиннон. – Само собой разумеется. Приходите вовремя. Я на вас полагаюсь.

Если бы вам понадобилось получить свой фотопортрет и с этой целью вы бы зашли в ателье на Бёртон-стрит, вами бы, скорее всего, занимался темноволосый, крепко сбитый молодой человек по имени Чарльз Бертрам, о котором Уэбстер Гарланд был очень высокого мнения. Он обладал и мастерством, и богатым воображением. В его портретах присутствовало подлинное ощущение жизни и движения. Чарльз Бертрам, как и Салли, имел свои причины ценить артистическую демократичность, царившую у Гарландов: его отец был бароном, а сам он носил титул «достопочтенный»[5]. Ему бы навсегда пришлось остаться аристократом-любителем, если бы однажды он не встретил Уэбстера. К счастью, в компании художников и механиков значение имеют только способности, а они у Чарльза Бертрама были. Вот так он и нашел себе место в этом странном семействе – вместе с Джимом, рабочим сцены; Фредериком, детективом; Уэбстером, просто гением, и время от времени Салли, консультантом по финансовым вопросам.

Разумеется, он не собирался всю жизнь работать фотографом. Снимать всю жизнь портреты по два шиллинга шесть пенсов – не такая уж завидная участь. Нет, они с Уэбстером работали над чем-то куда более амбициозным: пытались запечатлеть на фотографической пластине движение. Чарльз даже вложил в дело некоторое количество денег, и теперь позади ателье во дворе строили студию попросторнее – в расчете на то время, когда их эксперименты потребуют больше места. А пока он помогал в магазине и выполнял разные поручения: сейчас, например, он устанавливал новую линзу на главную студийную камеру.

Фредерик на кухне записывал свои соображения по поводу Маккиннона и Нелли Бадд, и гадал, действительно ли одно дело как-то связано с другим, как предположил хитроумный Джим, и тут в дверь заглянул Чарльз.

– Фред?

– О, привет, Чарли! – отозвался тот. – Знаешь что-нибудь о спиритизме?