Таинственные расследования Салли Локхарт. Тигр в колодце. Оловянная принцесса

– Скажи, Альфред, я могу тебе доверять? Больше мне здесь не с кем поговорить…

– Разумеется, – ответил он. – Я тебя не выдам. Сам терпеть не могу этого французского попугая. Его никто не любит. Урод – одно слово. А мы все думали, ты к нему подъезжаешь.

– Да, подъезжала! Я ведь хочу заманить его в ловушку! Хочу расквитаться с ним. Ничего, что я все это тебе рассказываю, Альфред? Не хочу впутывать тебя в неприятности.

– Ничего, можешь на меня рассчитывать. На кухне тебя обсуждали. Потому что ты не похожа на служанку, держишься как леди. Ты была горничной? Я так и думал. Тогда это многое объясняет. Не хочешь выделяться – веди себя естественней. Смейся. Тогда не будешь казаться человеком из другого круга. А ты не похожа на кузину.

– Люси пошла в папу. О, Альфред, я очень тебе благодарна.

Салли коснулась рукой его груди, но всего лишь на мгновение. Она дала ему понять, что он совершил благородный поступок, и наверняка Альфред сам был этому удивлен.

– Где он сейчас? – спросила она тихо. – Мишлет?

– По-моему, наверху с секретарем. На третьем этаже. Там хозяин обычно работает. У его личных слуг своя гостиная. Рядом с лифтом.

– Там мы убираемся или мистер Мишлет, как и в подвале?

– Кто тебе сказал про подвал?

«Осторожней!» – подумала она.

– Я видела открытую дверь в библиотеке, когда вчера приносила хозяину чай. И спросила Элизу.

– А-а… Мишлет действительно убирается в подвале, но наверху – нет. Это наша забота. Так что ты хочешь сделать?

– Не знаю. Но сначала надо подобраться к нему поближе, завоевать его доверие, чтобы он стал со мной мил, как и с Люси. Мне нужно выяснить все, что он делает для хозяина, когда у него перерывы, когда он обычно ест… все. Альфред, я доверяю тебе, ты не выдашь меня?

Он посмотрел на нее сверху вниз, высокий, уверенный, властный. Затем подмигнул ей и потер свой нос.

– Можешь не беспокоиться.

И тут, прежде чем уйти, она сделала такое, чего раньше и представить бы себе не смогла: она встала на цыпочки и поцеловала лакея в щеку. Это был быстрый, торопливый поцелуй, но Альфред, похоже, остался очень доволен, а ей это ничего не стоило. К тому же, если это поможет спасти Харриет…

– Мама! Мама!

Харриет не могла успокоиться. Ребекка пыталась взять ее на руки, но девочка отталкивала ее и бросалась ничком на истертый ковер. Проснувшись прошлым утром и не найдя рядом мамы, она то заходилась в беспомощной, негодующей ярости, то горько плакала, так как не понимала, что происходит. Не будь на улице дождя, Ребекке, возможно, было бы проще – она отвела бы Харриет во дворик, а там висели качели, которые Моррис Катц смастерил для Леи, когда та была поменьше. Но дождь, похоже, никогда не закончится.

Ребекка пела ей, рисовала картинки, играла с деревянной собачкой, пыталась приласкать, укладывала в кровать, когда Харриет начинала клевать носом, хотела покормить ее, напоить, но гнев и раздражительность разгорались в девочке только все сильнее и проявлялись в самых непредсказуемых формах. Эта ярость была незыблема, как сама земля.

– Никогда не слышала, чтобы ребенок так кричал! – восхищенно заявила Лея. – У нее легкие оперной певицы.

– Как же мне остановить ее? – обреченно вздохнула Ребекка.

– Присоединяйся к ней, – ответила Лея.

– Чувствую, так оно и будет. Салли велела мне приглядывать за малышкой, а она из-за меня только плачет. Какой шум…

Тут они услышали голос в прихожей, и вошел Моррис Катц. Необычно было видеть его дома в дневное время.

Но он пришел, причем даже не сняв своего передника. Как только его глубокий, грудной голос раздался в комнате, Харриет тут же замолчала.

Зареванная, она взглянула на этого большого, похожего на медведя человека с темными бакенбардами и в заляпанном фартуке, а он, в свою очередь, посмотрел на нее, хмурую, сосредоточенную, с трясущейся губой, и Харриет сразу забыла про слезы.

Слишком изумленная, чтобы капризничать, она широко открытыми глазами смотрела на мистера Катца и слушала, как из его почти что сомкнутых губ вырываются непонятные отрывистые слова. Он был серьезен – она видела по глазам. Но знала, что находится в безопасности, так как чувствовала его силу, глядя на его крепкие руки и слыша его мощный голос.

Вдруг Катц прекратил говорить и взглянул на девочку. Ослабевшая от тоски и страха, со слезами, все еще висящими на ресницах, Харриет вдруг заинтересовалась, куда же делся его рот, поэтому потянулась к его усам и приподняла их, желая убедиться, что он все еще на месте.

Отыскав рот, девочка увидела, что он к тому же еще и улыбается. Вот это да! Она взглянула в темные глаза мистера Катца – они тоже улыбались. Поэтому она улыбнулась в ответ. И ничего не могла с собой поделать.

– Эх, милая! Какая выразительная тишина! – сказал он на идише, и голос зарокотал у него в груди. Харриет почувствовала это, когда он обнял ее.

Она издала долгий, усталый, судорожный вздох, взяла в рот свой большой палец и спокойно уставилась на Катца.