Они были знакомы и уважали друг друга, но одновременно и не доверяли друг другу. Билл, следивший за ними, восхищался магнетическим свойством характера Голдберга, сумевшего собрать таких разных людей вместе.
– Ну? – спросил Липман хмуро, когда они снова сели.
Мендел выпустил струю дыма в сторону свечи, пламя которой заколыхалось и заиграло.
– Дайте-ка догадаюсь, – сказал он, прежде чем Голдберг успел что-либо ответить. – Тут замешана женщина.
Липман отвел тяжелый взгляд от Голдберга и посмотрел на своего конкурента.
– Что за женщина? Это как-то связано с нашим делом?
– Самым непосредственным образом, – ответил Голдберг. – Она единственная, кто может потопить Цадика…
Вкратце он рассказал им про Салли и Харриет.
– Теперь же я боюсь, что она подвергла себя настоящей опасности. Мне нужно, чтобы за домом следили, и, если там будет происходить что-то странное, надо немедленно бежать туда. Второе – это девочка. Там, где она находится сейчас, она в безопасности, но ее дом тоже нужно взять под наблюдение. Круглосуточное наблюдение.
Молчание. Малыш Мендел приподнял бровь, Мойша Липман нахмурился.
– Слишком затратно, – сказал он спустя мгновение. – Зачем беспокоиться?
– Потому что только мать этой девочки может победить Цадика. Если ребенка похитят, мы потеряем все; он будет могущественнее, чем когда-либо, потому что тогда и мать попадется. Сейчас я боюсь кое-чего похуже.
– Кровь младенцев? – спросил Мендел, но это был даже не вопрос. Он имел в виду древние клеветнические обвинения евреев в том, что они якобы используют кровь христианских детей для своих ритуалов.
Голдберг кивнул.
– Он сделает это и свалит все на евреев? – спросил Липман. – Но зачем ему, ради всего святого…
Он не закончил, потому что снаружи раздались шаги, а потом стук в дверь. Липман вскочил и сжал кулаки, Мендел вальяжно, с любопытным взглядом обернулся посмотреть, что происходит. Но быстрее всех, даже быстрее Билла, на ногах оказался Голдберг. Он сразу же полез в карман.
Билл открыл дверь, и в помещение ввалился задыхающийся Рубен Сингер.
– Девочка… они нашли ее…
Голдберг через секунду оказался рядом. У молодого человека была рассечена губа, она кровоточила, один глаз заплыл.
– Несколько человек – не полиция, нет – ни ордеров, ничего… Заправлял всеми приличного вида человек по имени Пэрриш. Ребекка знала, зачем он пришел, и попыталась вывести девочку через заднюю дверь, но во дворе тоже были их люди. А мистер Катц… – он остановился, чтобы перевести дух, – без сознания. Они избили его палками. Ребекку тоже. По-моему, у нее рука сломана. Но ребенка забрали…
– Хорошо, Дэн, – послышался голос Мендела. – Ты с нами, Мойша?
Черты лица Липмана при тусклом свете свечи приняли злобное выражение.
– Значит, на детей руку подняли… – сказал он. – Евреи, готтентоты – какая разница… Чего ты хочешь, Дэн?
Голдберг на секунду задумался.
– Он мог отвезти ее в три места: в дом на площади Фурнье, в особняк Пэрриша на Телеграф-роуд в Клэпхеме или в то поместье, что они присвоили себе в Твикенхеме. Мойша, возьми ребят и отправляйтесь на площадь Фурнье. Малыш – ты в Твикенхем. Фруктовый дом, большое поместье на реке. А я поеду в Клэпхем.
– И что нам делать? – спросил Мендел.
– Следите. Наблюдайте. Если увидите ее – хватайте и увозите.
– Ты когда-нибудь видел, как похищают лю дей? – спросил Липман. – Будет сложно не сделать ей больно.
– Справимся, – отрезал Мендел.
– Нужно место, где мы сможем встречаться, – сказал Голдберг. – За моей квартирой в Сохо следят, у полиции есть ордер на мой арест. Какие будут идеи?
– У меня есть телефон, – ответил Мендел. – Номер сорок два четырнадцать. Я посажу человека на линию. Звони, как только что-нибудь выяснится. Линия открывается в девять, он мне все сообщит.
– Хорошо, – отозвался Голдберг, в то время как двое главарей поспешили на улицу. – Рубен, тебе придется присмотреть за миссис Катц и остальными. Пойдем.
Перепрыгивая через две ступеньки, он выбежал под проливной дождь и растворился в темноте. Билл следовал за ним по пятам.
Харриет сидела очень тихо. Где-то рядом была лошадь, потому что она слышала тихое ржание, а рука ее лежала на чем-то прохладном и гладком, похожим на сиденье того кэба, в котором они ехали с мамой.
Разговаривали какие-то мужчины. Было темно. Мама велела ей быть храброй девочкой, поэтому она была храброй, как и мама в лесу с дикими обезьянами.
Ребекки рядом не было. Харриет вдруг нестерпимо захотелось, чтобы она оказалась здесь, с ней. Но эти мужчины не хотели, чтобы Ребекка была с ней, и они даже ударили ее. И еще они ударили мистера Катца.
Было холодно. Она засунула в рот большой палец и принялась его сосать, но плакать не смела. Просто сидела тихо-тихо.
Салли внезапно очнулась от беспокойного, неприятного сна и лежала в темноте, закусив губу. Элиза тяжело дышала, очевидно, спала, и часы пробили один раз.
Это не обрадовало Салли. Вряд ли ей удастся заснуть, можно лежать так много часов, но заснуть все равно не получится.