Таинственные расследования Салли Локхарт. Тигр в колодце. Оловянная принцесса

– Я слышал, герр Бангеманн, вы обладаете редким талантом, – говорил граф. – Продемонстрируйте мне его. Вот документ… – Судя по звукам, граф отпер шкаф, достал и развернул лист плотной бумаги. – Сколько времени вы потратите на первую страницу?

– Ровно столько, сколько потребуется, чтобы его прочитать. Скажем, минуту.

– Отлично. Я засекаю время.

Последовала тишина. Невольно Бекки тоже начала считать про себя. По-видимому, она считала слишком медленно, потому что на счете «пятьдесят пять» голос графа объявил:

– Время!

Снова прошуршала бумага, герр Бангеманн прочистил горло и начал говорить:

– Отчет об экспедиции к верховьям рек Ориноко и Рио-Браво, выполненный по поручению Королевского географического общества Рацкавии, годы тысяча восемьсот сорок третий – тысяча восемьсот сорок четвертый…

Некоторое время герр Бангеманн продолжал говорить как по писаному. Было очевидно, что он цитирует по памяти.

– Удивительно! – воскликнул граф, когда тот умолк. – Слово в слово. Сколько же страниц вы можете удержать в памяти?

– Довольно значительное количество, – скромно отвечал герр Бангеманн. – У меня не было случая, чтобы понадобилось запоминать более шестидесяти страниц большого формата, но я почти уверен, что, если понадобится, я могу охватить и больше.

– С одного взгляда?

– Совершенно верно. В детстве я упал и сильно ударился головой, после этого я и приобрел такую способность – думаю, что в качестве компенсации.

– Какой необычайный случай… Итак, я полагаю, вы человек семейный.

– У меня пять дочерей, ваша светлость, добрые, умные девочки. Но содержать их, смею заметить, непросто. Жалованье чиновника…

– Понимаю. Итак, герр Бангеманн, мне необходим человек с вашим исключительным талантом. Вопрос идет о сугубо частном, можно сказать, секретном деле…

Он оборвал фразу. У Бекки екнуло сердце: не услышал ли он ее? Но вместо этого она услышала, как дверь из кабинета в коридор открылась и снова затворилась. Лишь после этого граф продолжал уже спокойнее:

– Повторяю, поручение в высшей степени деликатное. Никто не должен об этом знать, вы меня понимаете?

– Можете полностью на меня положиться, граф Тальгау.

Дальше оба понизили голос, перейдя на шепот. Бекки ужасно захотелось прислушаться и понять, о чем речь… но она тут же поймала себя на этом и покраснела: никогда раньше ей не приходилось подслушивать. Господи, как стыдно! Разговор в кабинете продолжался еще пару минут, но ничего определенного Бекки больше не услышала, разве что в какой-то момент негромкий звон монет.

В конце концов дверь в коридор снова открылась, и настала тишина. Бекки некоторое время еще переждала, прежде чем выйти из своего убежища. В голове ее царило недоумение. Она привыкла полагаться на графа, как на Эштенбургскую скалу, но то, что она только что услышала в географическом кабинете, рождало невольные подозрения. Она не могла поделиться этими подозрениями с Аделаидой: ее величеству и без того хватало забот. Она решила рассказать все Джиму, как только ей удастся его разыскать. Она оставила записку в его комнате и вышла, скрестив два пальца на удачу.

В тот же вечер в гостиной Бекки разложила доску для новой настольной игры, которая называлась «На поезде через континент». Доска для игры представляла собой карту Европы. Аделаида взглянула на нее и презрительно фыркнула: такой маленькой выглядела Рацкавия на этой карте.

– Ну и карта! – сказала она и щелкнула ногтем по маленькому оловянному паровозику с вагончиками, готовыми отправиться в долгий путь из Лондона в Константинополь, Брандизи или Стокгольм. – Оловянные вагончики, оловянные кораблики в миске с водой… Знаешь, кто я такая, Бекки? Я – оловянная принцесса. Как в шахматах, я прошла путем обычной пешки через всю доску и превратилась в королеву… Но только оловянную. Может быть, сыграем в шахматы, нет? Да и мне что-то сегодня неохота. Выйдем на террасу, подышим свежим воздухом. Здесь почему-то ужасно душно…

Бекки открыла стеклянные двери, они вышли и, облокотившись на балюстраду, помолчали, глядя на расстилающийся перед ними парк. Воздух был тяжелым и неподвижным. Лес вдали уже утратил очертания, отдельные деревья растворились в дымке, и небо вверху заметно потемнело, сделавшись стальным с оттенком берлинской лазури. Трава на широких лужайках там и здесь была примята порывами ветра, уже пролетевшего и скрывшегося из виду. Неожиданно в облаках образовался разрыв, и последние лучи просияли на землю, сделав зелень травы и листьев такой невыносимо яркой, что у Бекки перехватило дыхание. Легкий ветерок, как незримый дух, пригладил траву и, взметнувшись вверх, обласкал их щеки свежей прохладой.

– Бекки, – сказал Аделаида, поворачивая голову к темнеющей вдали опушке леса.

– Да?

– Значит, теперь это мой дом, так?

– Выходит, что так.