Таинственный чучуна

Слушая Вукэта, я предположил, что опять столкнулся с чучуной. Описание пришельца, его поведение удивительно походили на якутского дикого человека. Неужели он? Видели ли беглецов-изгнанников жители других приморских поселков? Рассказ Вукэта подтверждался. Более того, бродяги представлялись моим собеседникам именно людьми, потерпевшими бедствие в море.

Широкое распространение получил рассказ о судьбе известного зверобоя Нутенкэу. Он был популярен на побережье. Славился удачей. Потом запил, его стали мучить кошмары. Родным говорил, что скоро погибнет. Как-то ушел на промысел и не вернулся. Долго безуспешно искали. Впоследствии разнесся слух, что его видели около одного из дальних поселков.

— Наверное, случилось с ним какое-то несчастье, считал, что обречен духами, нельзя ему подходить к человеку, — комментировали это событие мои собеседники. Не такими ли трагическими случаями в 50-х годах объяснялось появление в Колымской тундре диких чукчей? Видимо, в некоторых семьях на побережье еще соблюдались архаические правила.

Итак, древний обычай, связанный с верой в злых духов, не позволял потерпевшим бедствие на море возвращаться в родные селения. Обычай запрещал им искать пристанища и у соседей, а последним оказывать помощь пострадавшим. Злые духи требовали жертв и получали их. Нечто подобное мне приходилось уже слышать у коряков: тонущих не спасали.

Так же поступали и древние ительмены (камчадалы). Среди материалов по Камчатке обнаружилась выписка из труда известного естествоиспытателя, участника Второй Камчатской экспедиции Георга Стеллера. Он, так же как и С. П. Крашенинников, интересовался бытом и жизнью камчадалов, их обычаями и нравами.

«Если в прежние времена, — писал в своем отчете о пребывании на Камчатке Г. Стеллер, — кто-либо случайно попадал в воду, то ительмены считали большим грехом, если этому человеку удавалось как-то спастись. Они такого мнения: если человеку уже предопределено утонуть, то он поступил неправильно, не утонув. Этого человека с тех пор уже никто не впускал в свое жилище, никто больше с ним не разговаривал, ему не подавали решительно никакой пищи, не отдавали ему женщин в жены. Такого человека ительмены считали на самом деле уже умершим, и ему оставалось лишь искать счастья на чужбине либо умереть дома с голоду».

В другом месте своего сочинения Стеллер добавил по этому поводу следующее:

«Если кто-нибудь на глазах других падал в воду, присутствующие не давали ему спастись, а насильно топили его, помогая ему умереть».

Смирялись ли терпевшие бедствие со своей горестной судьбой? Не всегда и не все. Те, кому удалось спастись, претерпевали чудовищные лишения, но мужественно боролись за свое существование. Факты показывают, что инстинкт самосохранения срабатывал. Вот об этих людях, занесенных льдами далеко на запад, повествовали тундровые легенды, именуя их чучуной, мюленом, диким и «худым» чукчей.

Вместо заключения

Изложим по порядку данные, позволяющие опознать таинственные существа, нарушавшие покой тундры. Начнем с крайнего северо-востока.

Рискованная весенняя охота на ледяном припае, игравшая важную роль в жизни азиатских эскимосов, береговых чукчей и отчасти береговых коряков, нередко заканчивалась трагедиями. Промышленники оказывались в ледяном плену. Отрываемые ветром льды увлекали с собой зверобоев и несли на запад. Иногда льды прибивало течением к арктическому побережью Якутии. Чудом спасшиеся охотники оказывались на твердой земле, но, согласно обычаю, уже не могли вернуться на родину. Там они считались мертвыми. Спасшиеся одиночки попадали в новую, для них не привычную обстановку. Здесь не было скоплений морского зверя. Потерпевшие бедствие имели снаряжение, взятое с собой на промысел, — нож, копье. На побережье они могли изготовить из плавника лук, стрелы, а из расколотых костей — наконечники.

Робинзоны вынуждены были охотиться на дикого оленя. Однако охота на него с копьем, луком и стрелами малоэффективна. Голод преследовал похищенных льдами, заставлял их подбираться к стойбищам оленеводов или заимкам рыбаков. Но, считавшие себя отверженными, ставшие бродягами, бывшие морские зверобои не решались распахнуть двери людских жилищ. Оставалось одно: красть еду или завладевать ею, напугав счастливых обладателей пищи. Бродяги так и поступали. И лишь иногда, доведенные до крайнего отчаяния, нападали на охотников, рыбаков. В этом случае их, как правило, ждала гибель.

Итак, чучуна, мюлены, дикие, «худые» чукчи — не «своеобразные представители человеческой породы, близкие по образу жизни к людям каменного века», как писал профессор П. Л. Драверт, и не духи-приведения, как полагал В. Г. Ксенофонтов, а реальные охотники-зверобои с побережья крайнего северо-востока Сибири, потерпевшие бедствие.

Загадочные и фантастические элементы легенды о чучуне оказались легко объяснимы.