Стояла тёплая летняя ночь того самого будущего. Небо было ясным и звёздным. Звёзды светили так ярко и чисто, что при пристальном взгляде на них, казалось, что ты сам падаешь в безбрежную Вселенную. В тёплом июльском воздухе звучала песня ночной жизни. Многочисленные кузнечики, сверчки и цикады исполняли свою мелодию, на их фоне звучало теньканье и нежное пенье ночных птиц, изредка разбавляемое уханьем, гыканьем и другими малоприятными звуками. То там, то сям раздавался хор лягушек, а далеко, где – то за лугами, в лесной чаще, доносился то рык, то другие звуки издаваемые крупными зверями. Совсем по близости шумно вздыхало и изредка звенело колокольцами отдыхавшее стадо коров. На берегу небольшой речушки Сороки, неспешно журчащей в пологих берегах заросших густой травой и камышами, под раскидистой старой сосной, росшей точно под Млечным путём, около костра, кто на охапках свежескошенного, душистого сена, кто на стареньких полушубках, а кто и на нарубленном пихтовом лапнике ночевали ребятишки от шести до двенадцати лет отроду. Дети в общинах частенько выполняли посильную для себя работу. В том числе пасли коров и баранов. Их покой охраняла огромная, сурового вида, лежавшая в траве чуть поодаль от костра собака. А для пущей безопасности рядом с самым старшим из них стояло старинное, видавшее виды ружьё. Да и деревня была не так что бы и уж очень далеко. Пару километров вниз по течению. От туда нет – нет, да доносился редкий лай собак, на который псина нехотя отрывала свою голову от лап и, повернувшись в сторону звука, подавала тихий, чуть приглушённый звук «Бувв». Дети не спали. Часть из них что помладше, полусонно щурились на огонь, изредка лениво отмахиваясь от гнуса, а ребята, постарше сидя на чурбаках о чём – то в полголоса переговаривались. Время от времени один из них вставал и подходил к ведру, висящему над костром. Ведро было доверху наполнено раками, вода в нём вот – вот должна была закипеть. Не смотря на то, что в прозрачных водах рек раки водились в изобилии, местные не считали их за серьёзную пищу – так баловство. Но дети частенько лакомились ими, уходя на рыбалку или на пастбище в ночное.
– Скоро они уже там, – полусонно пробурчал коренастый паренёк лет семи – восьми, – страсть как есть хочется.
– Уже закипают, – ответил самый старший из них, высокий подросток, с правильными чертами лица и русым волосом. Вопрос в прочем не требовал ответа. Все и так, по запаху, знали, что осталось недолго. Сильный аромат раков вперемешку с диким чесноком, смородиновым и черёмуховым листом стоял над поляной.
– Ух и запашище! Прям язык впору сглотнуть, – подал голос хмуроватый мальчишка, сидевший рядом с костром на брёвнышке, – вроде и еда не еда, а по мне так я этих раков бы кажный день бы ел.
– Надоедят ещё, – заметил старший, – походишь с моё в пастухи и наешься на всю жизнь. Не зря же мужики их не жалуют. В детстве наелись.
Стоит отметить, что наши с вами потомки не жили впроголодь. Каждый мог прокормить и себя и свою семью, достаточно было трудолюбия. Конечно, случались скудные, засушливые года, когда пришедшая жара уничтожала урожай, а многочисленные лесные пожары угоняли дичь далеко на север. Либо необычайно морозные зимы, так сковавшие льдом реки и озёра, что не было ни какой возможности рыбачить. В остальное же время жизнь была довольно таки сытной. Тем не менее, с раннего детства ребятишек приучали добывать пропитание самим себе, так как считалось, что только ленивый не сможет выловить в реке рыбину или поймать в силки птицу или зайца. А уж про ягоды да грибы и речи быть не могло.