Таинственный ключ и другие мистические истории

– Миссис Сноудон явно не помешает свежий воздух, а то ее розы поблекли. Катание в экипаже, запряженном вашим пони, матушка – это именно то, что ей нужно, а я только рад буду уступить миссис Сноудон свое место, – со смехом отвечал Джаспер, высвобождая руку, которой завладела миледи.

– Прокати Розу, Бланш и меня в кларенсе[34], Джаспер. Нам нужен воздух, а ты лучше всех владеешь кнутом. Прояви галантность, скажи «Да».

– Благодарю покорно, но нет, сестричка. Роза и Бланш спят, да и ты жаждешь подняться к себе в спальню – после вчерашнего бдения. Как мужчина и как брат советую: ляг, отдохни, а мне позволь проехаться верхом.

– Позови для компании Эннона, – с напускным спокойствием предложил Трехерн.

Сэр Джаспер нахмурился, резко обернулся к нему и отчеканил, за шутливым тоном скрывая раздражение:

– Тебя послушать, так я либо мальчишка, либо и вовсе младенец. Хватит меня опекать! Ты очень ошибаешься, если решил, что я теперь буду влачить свои дни в постоянном страхе перед несчастьем. Нет, я намерен развлекаться, пока могу, невзирая на призрак. Предпочитаю брать от жизни все, пусть даже жизнь моя будет коротка. Так что прощайте все, до ужина!

Родные и гости проследили, как Джаспер скачет прочь по главной аллее, и разошлись, тяготимые смутным предчувствием. Октавия направилась в оранжерею, думая, что тишина и благоухание, там царящие, освежат ее, однако отдохнуть не удалось, ибо в оранжерею проследовал полный надежд Эннон.

– Мисс Трехерн, я дерзнул явиться за ответом. Скажите, что даст мне наступивший год – блаженство или печаль? – с огнем во взоре спросил он.

– Извините, если ждали иного. Я должна говорить без обиняков и поэтому с сожалением отказываюсь от чести, которой вы меня почтили.

– Могу я узнать причину?

– Можете: я вас не люблю.

– Зато вы любите вашего кузена! – гневно вскричал Эннон, пожирая глазами профиль Октавии.

Она обернулась к нему и отвечала с врожденной прямотой:

– Да, я его люблю всем сердцем, и теперь матушка не будет против, потому что Морис спас мне жизнь, и я имею право посвятить эту жизнь ему.

– Счастливец! Вот бы калекой был я, а не он! – вздохнул молодой человек. Впрочем, в следующую минуту он сделал над собой огромное усилие, стремясь быть справедливым и великодушным, и добавил с жаром: – Ни слова больше! Он заслужил вас, а я не желаю, чтобы вы принесли себя в жертву долгу. Я отступаюсь и немедленно уеду, вы же будьте благословенны сейчас и всегда. Об этом отныне мои молитвы.

Эннон поцеловал руку Октавии и удалился, чтобы проститься с миледи, ведь никакие уговоры не удержали бы его в доме. Сэру Джасперу он оставил записку и поспешил прочь – к немалому облегчению Трехерна и глубокому огорчению Бланш, которая, впрочем, не теряла надежды предпринять вторую попытку позднее.

– Вон скачет Джаспер, маменька, целый и невредимый! – крикнула Октавия часа два спустя, когда вышла на террасу, которую миледи мерила шагами чуть ли не с той минуты, как уехал ее сын.

С улыбкой невыразимого облегчения Октавия стала махать брату носовым платком. Лошадиные копыта уже выбивали отчетливую дробь по главной аллее, и Джаспер в ответ тоже замахал – шляпой и рукой. Обычно он спешивался у дверей, ведущих в большую залу, но тут, повинуясь порыву, поскакал вдоль террасы, ведь из окна за ним наблюдала миссис Сноудон. Павлины с пронзительными криками бросились врассыпную, один из них заполошно пронесся прямо перед конем, когда сэр Джаспер высвобождал ногу из стремени. Разгоряченный конь ринулся к террасе, взбежал по низким широким ступеням, потащив всадника за собой, налетел на препятствие в виде перил, поскользнулся – и рухнул прямо на своего хозяина.

Тем, чьих ушей коснулся вопль леди Трехерн, никогда уже не суждено было его забыть. Слуги и гости высыпали из дома, и вот какая картина им предстала: Октавия отчаянно пыталась совладать с перепуганным конем, а миледи сидела на каменных ступенях, поместив себе на колени окровавленную голову сына.

Бесчувственное разбитое тело внесли в дом. Несколько часов прошли в попытках спасти молодую жизнь всеми способами, какие только предлагают наука и практика. Однако усилия оказались тщетны, и к закату стало ясно: сэр Джаспер умирает. Он пришел в сознание и даже мог говорить; смущенным взором он скользил по лицам, что склонились над ним, и как будто боролся с неким желанием, которое было сильнее боли и все еще не подпускало к нему смерть.

– Пусть придет Морис, – наконец вымолвил Джаспер.

– Милый брат, я здесь, – раздался голос Трехерна, почти невидимого в тени портьеры.

– Ты всегда рядом, когда нужен мне. Из скольких переплетов ты выручал меня… Но сейчас ничем не поможешь!

Слабая улыбка, возникнув при воспоминаниях о прошлом, растаяла. Стон вырвался из груди Джаспера, и он заговорил с поспешностью:

– Медлить нельзя! Я должен признаться, пока не поздно. Сам Морис ничего не скажет – так всю жизнь и будет тащить бремя позора, лишь бы не запятнать мое имя. Позовите Эдит, пусть она услышит правду.