Заслышав эти выстрелы, из глав того отряда стрельцов прибежали на подмогу осаждающим две или три сотни стрельцов и привезена была пушка, которую немедленно зарядили и двумя, один за другим последовавшими выстрелами разбили отчасти ворота и ворвались на монастырский двор. Произошла жаркая схватка. Не долго был перевес на стороне защитников. Стрельцы одолели и с яростью принялись грабить монастырские кладовые и погреба. Молодой начальник стрельцов повсюду бегал, стараясь укротить ярость и неистовство сотоварищей своих. Пробегая мимо одной кельи он у слыхал неистовый крик женских голосов и мгновенно бросился туда. Каково же было его изумление, когда он увидел княгиню и княжну Трубецких, окруженных стрельцами, от которых, выбиваясь из сил защищал молодой человек.
– Прочь отсюда! – закричал стрелецкий начальник своим стрельцам. – Всякому кто осмелится остаться здесь я размозжу голову, – продолжал он, поднимая саблю.
– Побереги свою! – отвечал кто-то из рассвирепевших стрельцов.
В это время княгиня Трубецкая, протянув руки к Хованскому закричала:
– Спасай, князь, свою невесту!
Как громом пораженный этими словами стрелецкий начальник, который был никто иной как Гриша, на минуту остолбенел Но вдруг в нем закипело чувство ревности и он бросился с яростью на Хованского, схватил его поперек и готов уже был выбросить за окно, как вдруг сзади его появился Иона и, схватив его мощно своею рукою, закричал:
– Безумный! Что ты хочешь делать? Ведь он твой брат.
Гриша опустил Хованского и первым его вопросом было:
– Но кто же моя мать?
– Вот она! – вскричал Иона и Гриша очутился в объятиях княгини Хованской.
Трудно описать картину радостей матери и сына, нашедшего свою родительницу. Но это нежданное радостное свидание и излияние было прервано вбежавшим стрельцом, который объявил, что вдалеке показались царские войска и оставшиеся за рекой начальники требуют, чтобы все возвратились за реку к главным силам. Иона приказал бить сбор и тащить пушку за реку. Обратись к Хованской, он сказал:
– Ступай, княгиня за мною, я отправлю тебя в эту ночь в безопасное место.
С горестью подошел Гриша к княгине Трубецкой, поцеловал ей руку и, бросив взгляд упрека на Марию, выбежал из кельи.
Стрельцы побежали за реку, а царские войска под предводительством генерала Гордона расположились в лесу, недалеко отстоявшем от монастыря. Наступила ночь, которую оба лагеря провели без сна, ожидая нападении неприятеля. Только с рассветом и там и сям стали готовиться к бою, который вскоре и закипел. Иона дрался с отчаянным мужеством, Гриша находился постоянно с ним рука об руку. Было время, когда победа клонилась даже на сторону стрельцов. Иона пораженный сабельным ударом в голову, скатился в ров, а Гриша сбитый с ног конницею, врезавшеюся в ряды стрельцов, был взять в плен. Лишенные своего предводители Ионы стрельцы дрогнули и побежали на мост, который от сильного их напора провалился и часть стрельцов погибла в реке, а оставшиеся по сю стороны реки положили оружие. Тоже сделали и успевшие перебежать на другую сторону, после краткого между собою совещания.
Приведенные в Москву стрельцы не могли поместиться в тюрьме, а потому их посадили в разных казенных зданиях, поставив около них сильную стражу. Партия, в которой находился Гриша была помещена в подвале Саввинского монастыря, где и провела ночь на сырой земле и в темноте.
На утро некоторых чиновных стрельцов вывели и поместили к кельях. Между ними был и Гриша.
Суд над виновными отложен был до прибытия из-за границы царя Петра Алексеевича и стрельцы томились долгим ожиданием решения своей участи. Заключенных в Саввинском монастыре каждое воскресение водили в церковь, находящуюся в монастырских стенах. В одно из воскресений Гриша был поражен увидя дородного с рыжею бородою и такими же волосами на голове дьячка, который, то пел на клиросе, то ходил по церкви исполняя обычные служебный обязанности, лежащие на дьячках. Сходство его с Ионой было поразительно. Но, когда этот дьячок стал читать Апостола, то Гриша уже не сомневался, что это был его дядя. По окончании литургии одному из приставов, надсматривающих над колодниками, другой дьячок поднес блюдо с просфорами для раздачи их стрельцам, а рыжий дьячок на особом блюде поднес просфору Грише, что делалось уже не в первый раз, и шепнул ему.
– Съешь эту просфору дома.
Дрожащею рукою взял Гриша поданную просфору и вышел из церкви, а за ним последовали и четыре сотенных стрельца, которые помещались в одной келье с ним.
Войдя в келью, один из сотенных запер за собою дверь, прислушался, нет ли кого в коридоре и, обратись к Грише сказал:
– Григорий Иванович! Явился твой дядя, может быть он спасет нас.
– А ты узнал его? – спросил Гриша.
– Кто же из наших не узнал, – отвечали все сотенные.
Гриша разломил просфору и нашел в ней записку. Все приступили к нему, горя нетерпением узнать, что пишет Иона. Записка была такого содержания: «напои пьяных всех твоих сотоварищей, вечером я приду»
– Что там писано? – спросили вдруг все.