Таинственный монах

Воскресенский монастырь, находящейся в 40 верстах от Москвы построен при царе Алексее Михайловиче на подобие Иерусалимского храма Воскресения Христова, для снятия видов с оного, по царскому повелению был послан келарь Сергиево Троицкой Лавры Арсений Суханов. В эпоху нашего рассказа он не блистал еще настоящими богатствами и не имел того множества построек, как теперь, но местоположение его было столь же прекрасно. Высокая крепкая стена окружала его, но для защиты святыни не было ничего предпринято.

В конце июня 1698 года к воротам Воскресенского монастыри подъехали две большие колымаги, несколько кибиток и телег, сопровождаемых вдобавок многочисленными всадниками. Большая часть путешественников, выйдя из экипажей, подошли к монастырским воротам и ударили в колокол, возвещая тем, что богомольцы приехали в монастырь. Немедленно выбежал служка с ключами отпирать ворота, а за ним вышел и инок, к которому прибывшие подошли под благословение и один из них – старик объявил, что они желают отслужить молебен Христу Спасителю. Инок поспешил исполнить их желание и повел в церковь. Но окончании службы, путешественники выразили желание осмотреть монастырь. Главными лицами из путешественников были двое мужчин и две женщины по-видимому знатного рода, которым все остальные раболепно прислуживали. Старшего мужчину, уже пожилого, но статного, высокого и с важным видом, все называли сиятельным князем. Второй мужчина был молодой, худощавый с безжизненным лицом, Старший мужчина называл старшую даму женою, а младшую – дочерью. Молодой мужчина увивался около всех троих, но на него, кроме князя никто не обращал внимания и даже не удостаивали ответами на его вопросы.

Из рассказов инока, сопровождавшего путешественников по монастырю, последние узнали, что в Воскресенском монастыре проживает архиепископ Досифей, удаленный царем Петром Алексеевичем от дел церковных и паствы с повелением жить безотлучно в названном монастыре, так как Досифей пользовался особым доверием и расположением правительницы Софии, удаленной, как нам уже известно в Новодевичий монастырь.

– Ах! я с ним знаком, – сказал сиятельный князь. – Да и ты, князь Федор, кажись тоже должен его помнить, – прибавил он, обращаясь к молодому человеку.

– Очень мало помню, князь Иван Михайлович, я тогда был еще очень молод, – отвечал молодой человек каким-то жалобным тоном.

– Годков десяти уже был, когда в этом монастыре жила твоя матушка?

– Точно так, Иван Михайлович. Но я очень смутно помню лета моего детства.

Князь Иван Михайлович обратись к сопровождавшему их иноку, сказал:

– Отец иеромонах! Потрудитесь дойти до преосвященного Досифея и сказать ему, что люди ему знакомые желали бы повидаться с ним и войти в его келью.

Иеромонах помолился и скорыми шагами пошел в келью Досифея и чрез несколько минут возвратился, доложив, что преосвященный приглашает их к себе.

Дорогою молодой человек обратясь к князю Ивану Михайловичу сказал:

– Теперь я припоминаю, что это тот самый монастырь, где мы проживали с матушкой и каждую минуту дрожали от страха беды неминучей. Скоро она и пришла. Меня взяли от матушки и отправили в Сибирь, год я пробыл колодником до воцарения Петра Алексеевича.

– Да, добрый царь наш тогда сказал, что за вины отца сын не отвечает, воротил тебя из Сибири и определил к своему двору, – отвечал князь Иван Михайлович прочувствованным тоном.

– А тебе, князь Иван Михайлович я более всех обязан, что ты презрел меня сироту и даже за мое послушание тебе помолвил за меня твою дочь Марию, – сказал почти шепотом молодой человек, – Бог воздаст тебе, князь, сторицею за твою ко мне милость.

– Полно тебе, князь. Когда-нибудь сочтемся. Бывшие друзья отца твоего оставили тебя. А я полюбил тебя и порешил выдать за тебя Машу, для которой я не ищу мужа богатого. У меня, слава Богу, достаточное свое состояние. Постарайся только, князь Федор, понравиться Маше. Я нарочно взял тебя для этой цели в свою деревню. А то видишь ли и Маша и жена хмурятся, когда я заговорю о свадьбе. По старинному русскому обычаю не следовало бы обращать внимания на бабьи разговоры и слезы, но у меня ведь Маша единственное детище, а с своею Аграфеною я всегда столь хорошо жил, что не хотелось бы делать что-либо против их воли. Притом же и царь наш не жалует подневольного замужества. Как только успеешь, князь Федор, понравиться, тотчас и под венец, – закончил князь Иван Михайловичу подходя к кельи Досифея.

Молодой человек почтительно схватил руку Ивана Михайловича и поцеловал ее.

У дверей кельи Досифея инок постучался. Голос изнутри произнес;

– Войдите, православные.

Путешественники вошли и их встретил высокий, худощавый стари к, который осенив крестный знамением вошедших, с изумлением произнес:

– Князь Иван Михайлович!

– Это, я, преосвященный владыко, давно мы с тобою не видались, – отвечал князь Трубецкой.

Читатель, конечно, узнал уже в путешественниках князя Трубецкого с его семейством и молодого князя Хованского.

– А вот я к тебе, преосвященный, привез и другого знакомого. Узнаешь ли? – сказал Трубецкой.