Таинственный остров

И оба со всех ног кинулись на голоса. Они хорошо сделали, что поспешили: за поворотом тропинки перед ними открылась полянка, и они увидели, что Герберт лежит, поваленный на землю каким-то зверем, очевидно гигантской обезьяной, собиравшейся прикончить его.

Кинуться на чудовище, в свою очередь повалить его на землю и освободить Герберта — все это было делом мига для Пенкрофа и Гедеона Спилета. Моряк был настоящим геркулесом, журналист был также крепким мужчиной. Освободив Герберта, они живо связали его противника, так что тот не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Ты не ранен, Герберт? — спросил Пенкроф.

— Нет, нет!

— Если бы эта обезьяна ранила тебя… — начал с угрозой моряк.

— Но это не обезьяна! — возразил Герберт.

При этих словах моряк и журналист посмотрели на своего пленника, лежавшего на земле. Это был человек. Но какой страшный! Дикарь в полном смысле этого слова!

Взъерошенные волосы, огромная борода, почти закрывавшая грудь, вместо одежды — набедренная повязка, какой-то рваный лоскут, дикие блуждающие глаза, огромные ручищи, затвердевшие, словно роговые, ступни босых ног, — таков был облик этого несчастного существа, потерявшего право называться человеком.

— Уверен ли ты, Герберт, что это человек? — спросил моряк.

— Увы, в этом нельзя сомневаться!

— Значит, это и есть потерпевший крушение? — спросил журналист.

— По-видимому. Только несчастный совершенно одичал и потерял человеческий облик, — ответил Пенкроф.

Моряк был прав. Было очевидно, что если потерпевший крушение и был когда-то цивилизованным человеком, то одиночество превратило его в дикаря, даже, хуже того, в настоящего пещерного человека. Память он потерял, должно быть, очень давно и так же давно разучился пользоваться орудиями и оружием. Он забыл даже, как обращаться с огнем. Сразу было видно, что он силен, ловок, но все эти физические достоинства развились в нем в ущерб уму.

Гедеон Спилет заговорил с пленником, но тот не только не понял обращенных к нему слов, но как будто даже не слышал их. И тем не менее, присмотревшись, журналист пришел к выводу, что он не окончательно лишился рассудка.

Пленник лежал спокойно, не пытаясь высвободиться из опутавших его веревок. Быть может, в каких-то уголках его мозга зашевелились смутные воспоминания при виде людей. Убежал бы он, если бы ему предоставили свободу, или остался бы с ними? Этот вопрос так и остался нерешенным, ибо колонисты не решились на такой эксперимент.

— Кем бы он ни был в прошлом, — сказал журналист, — наш долг доставить его на остров Линкольна.

— Да, да, — подхватил Герберт, — может быть, товарищеские заботы и уход вернут ему разум!

Пенкроф недоверчиво покачал головой.

— Попробуем все-таки, — сказал журналист. — Это наш долг!

Все трое это понимали, и они твердо были уверены, что Сайрус Смит одобрил бы их решение.

— Оставить его связанным? — спросил моряк.

— Посмотрим, может быть, он пойдет с нами сам, если мы развяжем ему ноги, — предложил Герберт.

— Попробуем, — сказал моряк.

И он развязал веревки на ногах пленника, оставив его руки крепко связанными. Дикарь сам поднялся с земли и, не делая никакой попытки к побегу, пошел вместе с колонистами. Его глаза неотступно были устремлены на людей, шагавших рядом с ним. Но, видимо, он не узнавал в них себе подобных.

Гедеон Спилет посоветовал сначала отвести несчастного в его хижину: быть может, вид знакомых предметов произведет на него какое-нибудь впечатление? Быть может, достаточно будет одной искры, чтобы разжечь у этого человека угасшее сознание?

Хижина была очень близко. Они дошли до нее в несколько минут. Но пленник равнодушно скользнул глазами по обстановке, как будто ничего не узнавая.

Оставалось только сделать вывод, что несчастный уже очень давно находится в одиночестве на острове и, постепенно дичая все больше и больше, дошел до состояния совершеннейшего «озверения».

Журналист решил, однако, испытать, какое действие окажет на пленника вид зажженного огня. Он разжег полено в очаге. Сначала огонек как будто привлек взгляд несчастного, но почти тотчас же вслед за этим он равнодушно отвел глаза в сторону. Делать было нечего, и оставалось только перевести его на борт «Благополучного». Так и поступили.

Моряк остался караулить несчастного, а Гедеон Спилет и Герберт снова сошли на берег и через несколько часов вернулись на борт, неся с собой все ценное из хижины потерпевшего крушение, семена растений, несколько убитых птиц и две пары живых свиней. Все это было погружено на «Благополучный», и оставалось только ждать утреннего прилива, чтобы поднять якорь и тронуться в обратный путь.

Пленника поместили в переднюю каюту. Он вел себя спокойно, но продолжал оставаться безучастным решительно ко всему происходящему вокруг него.

Пенкроф принес ему поесть, но он с отвращением оттолкнул вареное мясо. Зато, когда моряк предложил ему одну из уток, только что убитых Гербертом, он с жадностью набросился на нее и тут же сожрал сырое мясо.

— Вы думаете, что он выздоровеет? — спросил Пенкроф журналиста, с сомнением покачав головой.