«Трубы» в течение этих нескольких дней оставались почти в прежнем положении, так как инженер рассчитывал устроить, если понадобится, жилье более удобное. Вся перемена состояла в том, что на песке, в узких проходах, была положена свежая подстилка из мха и сухих листьев, и на этих первобытных кушетках изнуренные труженики спали с большим наслаждением.
Высчитав время, проведенное на острове Линкольна, колонисты составили календарь, по которому вели правильный счет дням; с 5 апреля, которое приходилось на среду, минуло двенадцать дней, как потерпевшие крушение в воздухе были выброшены на пустынный берег.
6 апреля на рассвете инженер и его товарищи собрались на лужайке, в том месте, где должен был проходить обжиг кирпичей.
Разумеется, эту операцию надо было произвести на открытом воздухе, а не в печах; говоря проще, куча кирпичей должна была представлять громадную печь, которая обжигалась бы сама собой. Горючий материал был разложен на земле и окружен несколькими рядами высохших кирпичей, которые скоро образовали большой куб, снабженный снаружи отдушинами. Кладка кирпича продолжалась целый день, и только к вечеру подожгли дерево.
В продолжение всей ночи никто не спал: все внимательно следили, чтобы огонь не уменьшался.
Обжиг продолжался сорок восемь часов и удался как нельзя лучше. Затем надо было дать дымящейся массе охладиться.
В это время Наб и Пенкроф под руководством Смита на носилках из прутьев притащили в несколько приемов известняк — весьма обыкновенный камень, какого было много в северной части озера. Разлагаясь под влиянием жара, известняк давал негашеную известь, весьма жирную, сильно разбухающую при гашении и такую же чистую, какую можно было бы получить через обжигание мрамора. Такая известь, смешанная с песком, действие которого состоит в том, чтобы ослаблять оседание массы в то время, когда она затвердевает, дает превосходный цемент для построек.
9 апреля Смит имел уже в своем распоряжении некоторое количество приготовленной извести и несколько тысяч кирпичей.
Не теряя ни минуты, приступили к сооружению настоящей печи; успех дался без особого труда.
Пять дней спустя в печь был заложен каменный уголь, который нашли около устья Красного ручья. И из трубы футов двадцать вышиной вырвались первые клубы дыма. Прежняя лужайка превратилась в завод. Пенкроф твердо верил, что из этой печи выйдут все изделия современной промышленности…
В первую очередь колонисты вылепили обыкновенный горшок для варки пищи. Он был из глины, к которой Смит велел прибавить немного извести и кварца. Это была настоящая гончарная глина; из нее вылепили горшки, чашки различных форм, тарелки, большие кувшины, лохани для хранения воды и прочее. Изделия эти отличались неуклюжей и неправильной формой, но зато теперь кухня «Труб» располагала необходимой кухонной посудой, которая была для колонистов драгоценнее любого хрусталя и фарфора.
Здесь следует упомянуть, что Пенкроф, желая удостовериться, действительно ли найденная глина, таким образом приготовленная, годится для выделки трубок-носогреек, смастерил себе несколько штук, которые не поражали изяществом отделки, но которыми он восхищался. Увы! К этим трубкам недоставало табаку, что было большим лишением для Пенкрофа.
— Но табак явится, как и все остальное! — повторял он себе в порыве беззаветной веры.
Работы продолжались до 15 апреля, и, понятно, все это время было проведено с пользой. Колонисты, обратившись в горшечников, ничего не делали, кроме глиняной посуды. Если бы Смит счел нужным превратить их в кузнецов, они бы сделались кузнецами. Но так как на другой день было воскресенье Пасхи, то все согласились посвятить его отдыху.
Вечером 15 апреля все окончательно вернулись к «Трубам», перенесли туда остававшуюся на «фабрике» глиняную посуду, а печь погасили.
Возвращение в «Трубы» ознаменовалось счастливым случаем, а именно — находкой вещества, которое могло заменить трут. Обычно трутом называли ноздреватый, бархатистый гриб. Приготовленный надлежащим образом, он весьма легко воспламеняется, особенно если его предварительно натереть пушечным порохом или прокипятить в растворе селитры или бертолетовой соли. До сих пор никому из колонистов не удавалось находить таких грибов, даже сморчков, которые могли бы их заменить.
В этот день инженер сделал еще одно открытие. Он увидел растение, принадлежавшее к роду чернобыльника, и, сорвав несколько пучков, подал их моряку.
— Посмотрите, Пенкроф, — сказал он, — это вам доставит большое удовольствие.
Пенкроф внимательно посмотрел на растение, отличавшееся длинными шелковидными нитями, и потрогал его листья, покрытые нежным пушком.
— Что это такое? — спросил моряк. — Создатель мой! Уж не табак ли?
— Нет, — ответил Смит, — это китайский чернобыльник, а у нас он будет трутом.
И действительно, этот чернобыльник, должным образом высушенный, весьма легко воспламенялся, особенно когда инженер пропитал его селитрой, целые залежи которой были найдены на острове.