Таинственный подарок

Выглянув в окно подвала, я убедился, что оно находится по соседству с лестницей Людмилы Ивановны. Мы покинули бомбоубежище и помчались на четвертый этаж.

Здесь, перед дверью квартиры Людмилы Ивановны, радостным шопотом Боб сказал:

— Я выпросил у дядюшки художника литр самой лучшей олифы, банку художественных белил и два килограмма красок в порошке. Выкрасим панель в кухне — раз! Печку — два!

— И дверь „под дуб“ — три! — воскликнули мы с Сеней.

— Дверь „под дуб“ — три! — повторил, сияя улыбкой, Боб.

До позднего вечера мы белили кухню и потолок в комнате. Изобретать швейно-сундучный помост на этот раз не пришлось — у Марии Николаевны была настоящая стремянка. Боб успел покрыть первым слоем краски дверь, обреченную разделке „под дуб“.

Все шло очень хорошо, если не считать небольшого приключения с котенком Тяпой. Взобравшись на стремянку, он хотел прыгнуть оттуда на печку, но промахнулся и бултыхнулся в ведро с мелом. Из черного Тяпа превратился в белого и, задрав хвост, с жалобным мяуканьем заметался по комнате. Тетушка тут же учинила ему обмывочную ванну. Тяпа шипел, фыркал, как головешка, которую поливают водой.

Почти у финиша

И вот наступил новый день. Я встал одновременно с мамой, она уходила на завод в семь утра, наскоро попил чаю и побежал за Бобом. Дверь мне открыла „доктор ледяных наук“.

— Боб дома? — спросил я. — Он уже встал?

— Дома, встал, заперся в ванной и принимает холодный душ уже целый час! — сказала Татьяна и умчалась в свою комнату.

Я постучал в ванную.

— Боб, открой! Это я!

— А Татьяны поблизости нет? — прошептал Боб.

Я заверил его, что Татьяны поблизости нет. Боб впустил меня в ванную и тотчас же закрыл дверь на крючок. Он был в одних трусах, и я не сразу понял, что с ним произошло. Все лицо и шея у него были в грязных полосах, а правая рука до самого плеча была совершенно черного цвета.

— Я добываю голландскую сажу! — пояснил Боб, заметив мое недоумение. — Необходимо подмешать ее в синюю краску, иначе печка получится не в тон обоев.

Вскочив на край ванны, Боб запустил в отверстие дымохода до самого плеча правую руку с зажатой в ней суповой ложкой.

— Вот, пожалуйста, сажа первый сорт! — Боб извлек ложку. В самом деле, в ложке была щепоть совершенно черной сажи.

— Понимаешь, — сказал Боб, — чем дальше от топки, тем сажа лучше. Вот прочти! — и он показал ложкой на книгу, которая лежала на умывальнике. Это был один из томов старинной энциклопедии — подарка дядюшки-художника. В статье „Сажа“, внизу мелким шрифтом было напечатано: „в ближайших частях к топке осаждается содержащая смолистые вещества сажа, служащая для изготовления бурой краски, а в более отдаленных — более легкая, черного цвета и потому более ценная“.

— Теперь сажи хватит! — Боб соскочил с ванны и высыпал вновь добытую порцию сажи в железную баночку.

Поставив на место вьюшку, Боб принялся мыться. Но сколько он ни мылил руки и лицо, белее они не становились. Повидимому, в самом деле, это была первосортная, несмываемая сажа…

Наконец, с помощью тряпки, смоченной керосином, Боб все-таки расправился с несмываемой сажей.

Осторожно мы прокрались в столовую, и Боб положил в ящик буфета суповую ложку.

— Понимаешь! — шепнул он, — ложка-то серебряная. И от „доктора“ мне здорово влетело бы!

Встретившись с Сеней, мы на этот раз без всяких приключений добрались до квартиры Людмилы Ивановны. Осмотрели потолок и кухню и остались довольны своей работой. Нигде ни пятнышка, ни затека. У тетушки уже был готов и клейстер для обоев.

Не медля, Боб занялся приготовлением красок для кухни, печки и двери (он выбрал для панели светлозеленый цвет). С помощью добытой им голландской сажи он добился такого оттенка для новой печки, что она как бы сливалась с фоном обоев. Обои были темносинего цвета с приятным, волнообразным рисунком.

Как только все подобные работы были закончены, мы, вооружившись тряпками, смыли с пола следы побелочных работ. Мария Николаевна очень благодарила нас за эту услугу.

— Вечером приедет племянница и не узнает квартиры! — радовалась она.

За какой-нибудь час я и Сеня выкрасили панель на кухне, заодно и раковину и даже полку для посуды.

Но едва я провел в последний раз кистью по полке, как Тяпа прыгнул на плиту, а оттуда на полку. На свежей краске остались следы его лап!

Во избежание дальнейших вредительских действий котенка, его заточили в клетку для птиц, обнаруженную Сеней в кладовке. Наш пленник с горя свернулся клубком и заснул.

Боб, вооружившись настоящим гусиным пером, вырезанным бороздками, с наслаждением разделывал дверь „под дуб“. Он то отходил от нее и, прищурив глаза, застывал в созерцательной позе, то стремительно бросался к двери и проводил гусиным пером по свежему слою краски. Теперь его живописная деятельность была куда успешней, чем два дня тому назад.

— Крокодилы несчастные! Я же говорил вам, что все дело в гусиных перьях! — поминутно твердил Боб.

Но у меня с Сеней дело подвигалось не столь успешно.