Таинственный сад; Маленький лорд Фаунтлерой; Маленькая принцесса. Приключения Сары Кру (сборник)

— Потому что когда ты родился, заперли калитку сада и зарыли ключ… А сад заперт уже десять лет.

Колин сел в постели, опираясь на локти, и повернулся к ней.

— Какую калитку заперли? Кто это сделал? Где они зарыли ключ? — воскликнул он, вдруг заинтересовавшись.

— Это… тот сад, который мистер Крэвен не любит, — возбужденно сказала Мери, — он велел запереть его, и никто не знал, где он зарыл ключ.

— Что это за сад? — жадно допытывался Колин.

— Туда целых десять лет никто не ходил, — был осторожный ответ.

Но осторожность явилась слишком поздно. Колин был слишком похож на Мери; ему тоже нечего было делать и не о чем было думать, и мысль о таинственном саде казалась ему привлекательной так же, как и ей. Он задавал один вопрос за другим. Где этот сад? Искала ли она когда-нибудь калитку? Спрашивала ли она когда-нибудь садовников?

— Они не хотят говорить об этом, — сказала Мери. — Я думаю, что им приказали не отвечать на вопросы.

— А я бы их заставил!

— Разве ты мог бы? — немного испуганно спросила Мери.

Если он мог заставить людей отвечать на вопросы, кто знает, что могло бы случиться!

— Мне должны угождать все; я тебе уж сказал это! Если бы я мог остаться в живых, все это когда-нибудь принадлежало бы мне. Я бы их заставил рассказать.

Мери не знала, что она и сама была избалована, но ясно понимала, что этот таинственный мальчик избалован. Он верил, что весь мир принадлежит ему! Какой это был странный мальчик и как спокойно он говорил о том, что не будет жить!

— Ты думаешь, что не будешь жить? — спросила Мери, отчасти из любопытства, отчасти из желания заставить его забыть про сад.

— Я думаю, что не буду, — ответил он так же равнодушно, как и прежде говорил об этом. — С тех пор как я себя помню, я слышал, как люди говорили, что я не буду жить. Прежде они думали, что я слишком мал, чтобы понимать это, а теперь они думают, что я не слышу… но я слышу. Мой доктор — двоюродный брат моего отца; он бедный… и если я умру, у него будет весь Миссельтуэйт… когда отец мой тоже умрет. Я думаю, ему бы не хотелось, чтоб я жил…

— А ты хотел бы жить? — осведомилась Мери.

— Нет, — ответил он сердито и устало, — но я не хочу умирать. Когда я болен, я лежу здесь и думаю об этом… я все плачу и плачу.

— Я три раза слышала, как ты плакал, но не знала, кто это, — сказала Мери. — Значит, ты об этом плакал? — Ей очень хотелось, чтобы он забыл о саде.

— Я думаю, — ответил он. — Давай говорить о чем-нибудь другом. Расскажи про этот сад… Тебе хотелось бы его видеть?

— Да, — ответила Мери тихо.

— Мне хотелось бы, — настойчиво продолжал он. — Мне, кажется, никогда не хотелось видеть что-нибудь… но мне хочется видеть этот сад. Я хочу, чтобы вырыли ключ, я хочу, чтобы отперли калитку. Я прикажу, чтобы меня туда отнесли в кресле… ведь это значит быть на свежем воздухе… Я заставлю их отпереть калитку!

Он был взволнован, и его странные глаза блестели, как звезды, и казались еще больше.

— Все они должны угождать мне, — продолжал он. — Я заставлю их взять меня туда и тебе тоже позволю прийти…

Мери крепко сжала руки. Все будет испорчено — все! Дикон никогда больше не придет, и она уж не будет никогда чувствовать себя как птица в безопасном, скрытом гнезде.

— О, не надо… не надо этого делать! — крикнула она. Он так уставился на нее, как будто думал, что она сошла с ума.

— Почему?! — воскликнул он. — Ведь ты сказала, что хотела бы видеть сад!

— Я хочу, — сказала она почти с рыданием, — но если ты заставишь их отпереть калитку и взять тебя туда, то это уже больше не будет тайной!

Он наклонился вперед.

— Тайна! — сказал он. — Что это значит? Скажи мне!

— Видишь… видишь ли, — начала Мери, тяжело дыша и путаясь, — если никто не знает, а только мы… если бы там была калитка… закрытая плющом… если бы там была… и могли бы ее найти… и мы могли бы пробраться туда… вместе… и затворить калитку… и никто не знал бы… что там кто-нибудь есть… мы бы играли… будто это наш сад, и мы сами птицы, а сад — наше гнездо… мы играли бы там каждый день, и копали бы, и сажали семена, и все ожило бы…

— А разве там все мертво? — перебил он ее.

— Скоро будет… если никто не будет присматривать, — продолжала она. — Цветочные луковицы живы, но розы…

Он снова перебил ее, такой же взволнованный, как и она сама.

— Что такое луковицы? — быстро сказал он.

— Это… лилии и подснежники… Они начинают оживать под землей… и из них выходят зеленые острия… потому что весна идет.

— Весна идет? — повторил он. — Какая она? Когда бываешь болен, то в комнатах вовсе не видишь весны.

— Это когда солнце светит после дождя… и дождь выпадает после солнца… и все тянется вверх и оживает под землей… Если бы сад остался нашей тайной и мы могли бы ходить туда и смотреть, как все растет и сколько там роз… Видишь ли… ведь было бы гораздо лучше, если бы все это была тайна?

Он снова упал на подушки и лежал неподвижно со странным выражением на лице.

— У меня никогда не было тайны, — сказал он, — кроме той, что я не буду жив и не вырасту большой. Они не знают, что я знаю об этом, значит, это тайна… Но эта тайна мне нравится больше.