Таинственный сад; Маленький лорд Фаунтлерой; Маленькая принцесса. Приключения Сары Кру (сборник)

Колин был прекрасен, как казалось Мери; он держал голову высоко, как будто чувствуя себя каким-то жрецом, в глазах его было удивительное выражение, лучи солнца падали на него сквозь балдахин листвы.

— Теперь мы начнем, — сказал он. — Мери, нам надо качаться взад и вперед, как дервишам?

— Я не могу качаться взад и вперед, — сказал Бен, — у меня ревматизм.

— Волшебная сила отнимет его у тебя, — сказал Колин тоном верховного жреца, — а до тех пор мы не будем качаться, мы будем только петь.

— Я не умею петь, — ворчливо сказал Бен. — Я только раз попробовал, и меня выгнали из церковного хора.

Никто не улыбнулся: все они были слишком серьезны! Ни тени улыбки не появилось на лице Колина; он думал только о волшебной силе.

— Ну, так я буду петь… Солнце сияет, солнце сияет, — заговорил он нараспев, — это волшебная сила. Цветы растут, корни шевелятся — это волшебная сила. Быть живым — это волшебство; быть сильным — это волшебство. Волшебная сила во мне; волшебная сила во мне; она во мне, она во мне. Она во всех нас. Она в спине Бена. Волшебная сила, приди и помоги!

Он повторил все это много раз. Мери слушала, как очарованная; все это казалось ей очень странным и чудесным, и ей хотелось, чтобы он продолжал. Бэн чувствовал, что на него нападает приятная сонливость; гудение пчел в цветах смешивалось с певучим голосом, сливаясь в усыпляющий, ленивый шум. Дикон сидел, скрестив ноги, со спящим кроликом на руках; одна рука его лежала на спине ягненка. Сажа столкнула белку и сидела на его плече, крепко прижавшись к нему и закрыв глаза. Наконец Колин остановился.

— Теперь я хочу обойти сад кругом, — заявил он. Голова Бена только что свесилась на грудь, и он внезапно поднял ее.

— Ты спал! — сказал Колин.

— Ничего подобного! — бормотал Бен. — Проповедь была хорошая… — Он еще не совсем очнулся от сна.

— Да ты не в церкви, — сказал Колин.

— Кто говорит, что в церкви? Я все слышал. Ты сказал, что у меня в спине волшебная сила… А доктор говорит, что это ревматизм…

Раджа махнул рукою.

— Это не та волшебная сила, это злая… Тебе станет лучше. Я не позволю тебе вернуться к твоей работе. А завтра приходи опять.

— Я бы хотел посмотреть, как ты обойдешь вокруг сада, — проворчал Бен. Он был упрямый старик и не очень верил в волшебную силу; поэтому он решил, что, если его отошлют, он взберется на свою лестницу и будет смотреть через стену, чтобы быть готовым вернуться, если бы Колин споткнулся.

Раджа разрешил ему остаться, и они образовали «процессию». Это действительно походило на процессию. Во главе ее шел Колин; рядом с ним с одной стороны шла Мери, с другой — Дикон. Бен шел позади, а за ним тянулись «твари»: овца и лисица старались держаться поближе к Дикону, белый кролик скакал за ними, иногда останавливаясь пощипать чего-нибудь, а Сажа выступала так торжественно, как будто ей поручен был надзор за всеми.

Процессия двигалась очень медленно, но с достоинством; пройдя несколько ярдов, она останавливалась отдохнуть. Колин опирался на руку Дикона, и Бен тайком следил за ним, но Колин иногда снимал свою руку и делал несколько шагов сам. Он все время высоко держал голову, и вид у него был очень важный.

— Во мне волшебная сила, — повторял он. — Она меня укрепляет. Я это чувствую!

Не было никакого сомнения, что его действительно что-то поддерживало и укрепляло. Он садился на скамьи в альковах, раза два сел на траву и несколько раз останавливался на дорожке и опирался на Дикона, но не хотел поддаваться до тех пор, пока не обошел вокруг всего сада. Когда он вернулся к дереву-балдахину, у него был торжествующий вид и щеки его горели.

— Я сделал это! Волшебная сила подействовала! — сказал он. — Это мое первое научное открытие.

— А что скажет доктор Крэвен? — вырвалось у Мери.

— Ничего он не скажет, — ответил Колин, — потому что ему ничего не расскажут. Это будет самая великая тайна. Никто ничего не должен знать до тех пор, пока я не стану такой сильный, что буду ходить и бегать, как всякий другой мальчик. Меня каждый день будут привозить сюда в кресле и увозить отсюда тоже в кресле. Я не хочу, чтобы люди шептались и задавали вопросы, и не хочу, чтобы мой отец услышал про это, пока опыт не удастся совсем. А тогда, если он приедет назад в Миссельтуэйт, я вдруг войду к нему в кабинет и скажу: «Вот я! Я такой же, как всякий другой мальчик. Я теперь совсем здоров и вырасту большой. И все это сделал… научный опыт!»

— Он подумает, что это сон! — воскликнула Мери. — Он своим глазам не поверит.

Колин сиял торжеством. Он, наконец, уверовал в то, что выздоровеет, а это значило, что битва была наполовину выиграна, хотя он этого не знал. И мысль, которая возбуждала и укрепляла его больше, чем всякая другая, — была мысль о том, какой вид будет у его отца, когда он увидит, что у него есть сын, такой же стройный и сильный, как сыновья других отцов. Одним из глубоких огорчений его болезненного прошлого было чувство отвращения к самому себе за то, что он был хилый мальчик, отец которого боялся смотреть на него.