Таинственный свет луны

Пока девушки, торгуясь со старухой, покупали у нее волшебные снадобья, Шон стоял рядом и разглядывал выставленный старухой на продажу товар: пучки высушенных трав, всевозможные амулеты, камушки с дырками для ношения на шее и тому подобные предметы и сувениры.

Когда девицы удалились, старуха посмотрела на Шона:

— Лейтенант Кеннеди?

— Это Мамми сказала вам обо мне?

— Я знала, что ты придешь, — ответила старая женщина, пристально глядя маленькими выцветшими глазками на Шона. Она и в самом деле знала, что он придет, и никакая Мамми ей об этом не говорила. Просто знала — и все тут.

— Вы Мари Лескар?

— Ты сам отлично об этом знаешь. — Старуха улыбнулась. Для ее возраста у Мари были потрясающие зубы. Шон невольно спросил себя, какое снадобье она изготовила и жевала, чтобы сохранить в полной неприкосновенности зубную эмаль.

— Это настоящее имя или псевдоним? — тоже с улыбкой спросил Шон. — Уж больно оно напоминает имя жриц вуду, ставших в этом городе настоящими знаменитостями, — я имею в виду Мари Лаво и ее дочь.

Старуха ухмыльнулась.

— Мари — очень популярное французское имя. Оно также широко распространено у католиков на островах Южных морей. А Лескар — фамилия моего покойного мужа.

Шон смутился.

— Не красней, лейтенант. Ты хороший человек.

Шон пожал плечами:

— Спасибо за комплимент.

Если Мамми о нем не говорила, откуда, спрашивается, старуха знает его имя и звание? Впрочем, никакая это не мистика. Фотографии Шона с соответствующей подписью были опубликованы во всех газетах Нового Орлеана.

— Решил, значит, ко мне обратиться, — заметила между тем Мари Лескар.

— Мамми Джонсон посоветовала мне поговорить с вами.

— Пришел, значит, посмеяться над старухой?

Шон подумал, что она в каком-то смысле права: никакой серьезной информации получить от нее он не рассчитывал. Сказал Шон, однако, другое:

— Я пришел потому, что готов на все, лишь бы остановить ужасные убийства.

Старухе, казалось, его слова пришлись по вкусу. Она закивала — вот, дескать, и в полиции о ней вспомнили.

— Ты в большой опасности — знаешь об этом или нет?

— Я полицейский и все время хожу по острию ножа.

Мари покачала головой:

— Ты старая душа, лейтенант. Очень старая душа.

— Не понимаю…

— Послушай меня, лейтенант. — Мари подняла свою высохшую костлявую руку. — Мы знаем, что есть черный цвет и белый. Мы знаем также, что есть ночь и день, есть зло и добро. Зло существует, хотя мы подчас не видим его, точно так же, как мы не всегда можем увидеть или потрогать руками добро. В городе сейчас действуют разные силы — и злые, и добрые. Между ними идет борьба.

Шон сделал над собой усилие.

— Скажите, а Мэгги Монтгомери — зло?

К огромному его облегчению, Мари покачала головой.

— Но будь настороже! Береги себя. Она не такая, какой кажется.

— Она, случайно, не исповедует вудуизм?

Мари улыбнулась, вновь продемонстрировав свои великолепные зубы. Потом опять покачала головой:

— Опасайся ночи, лейтенант.

— Скажите, Мари…

— Ничего больше сказать я тебе не могу. Не забывай, что в этом городе всегда были в чести волшебство и магия. Черная и белая. Будь настороже, береги себя. Размышляй о звере и думай, какое оружие выбрать, чтобы поразить его. Открой глаза и смотри на мир непредвзято. Это самое главное. Помни, что легенды чаще всего основаны на реальных фактах. Ты веришь в Бога, лейтенант?

— Верю. Я родом из католической семьи…

— Ты не видишь Его, не знаешь Его, но между тем веришь, что Он существует. Вера — это принятие и признание того, что ты не можешь увидеть. В мире много такого, что нельзя увидеть глазами или потрогать. Мир не простой и не плоский, как доска. И в этом мире возможно все. Взгляни на небо, на землю, на звезды. Вспомни о ночи. О черном и белом. Помни, что красная жидкость, которая течет в наших венах, есть сок жизни. И прими одну волшебную вещицу, которую я для тебя припасла.

С этими словами она вложила что-то в руку Шона.

— Я не должен ничего от вас принимать… — снова смутился он. Мари исповедовала вудуизм и наверняка нуждалась в деньгах — иначе не сидела бы на Джексон-сквер. Уже это одно не позволяло Шону принять от этой женщины подношение.

— Нет, ты просто обязан принять это от меня.

— Сколько я вам должен?

— Ничегошеньки. Это подарок. На свете есть зло и добро. Ты добрый человек, и я — добрый. Прими даяние одного доброго человека другому.

Хотя Шон не имел права принимать подарки от посторонних граждан, он разогнул пальцы и посмотрел на дар старухи. Крест! Ни тебе кроличьих или лягушачьих лапок, ни амулетов в виде драгоценных камней, от которых он мог бы с чистой совестью отказаться. Это было старинное изделие из серебра примерно в шесть сантиметров длиной, прикованное к серебряной же цепочке.

Шон улыбнулся.

Против креста он, как потомственный католик, ничего возразить не мог.

Повернувшись, Шон двинулся прочь.

— Лейтенант!

Он обернулся. Мари Лескар снова обратилась к нему:

— Обязательно носи его на груди!

Это было сказано так доброжелательно и искренне, что Шон кивнул и поклонился старухе.