Таинственный труп

Он не имел привычки заботиться о преумножении своего благосостояния, но с некоторых пор ему пришлось уделить внимание и этому вопросу. Ежегодно он получал восемнадцать тысяч ливров гонораров, двенадцать тысяч ливров жалованья за выслугу лет и столько же в качестве вознаграждения, треть от взимаемых штрафов, а также плату за исполнение обязанности контролировать меры и весы на рынке. Ему также поступала арендная плата с земель замка Ранрей и прилегающих владений. Его друг Лаборд, бывший первый служитель опочивальни покойного короля, а теперь генеральный откупщик, многократно бранил его за беспечность и едва ли не вынудил разместить солидные суммы в надежном месте, дабы те приносили ему доход в виде регулярной ренты, не заставляя трогать основного капитала.

В конце прошлого года, когда ему поручили сопровождать неофициального посла, отправленного американскими мятежниками ко французскому двору, он неспешно, кружными путями добрался до Орэ. С разрешения герцога Ришелье его сопровождал Луи, ставший пажом Большой конюшни. После остановок в Орлеане и Туре они свернули к Амбуазу и заехали в замок Шантелу, где Николя передал в собственные руки герцога де Шуазеля письмо, которое осмотрительный Сартин не решился доверить почте. Бывший министр принял их. Его бьющая через край любезность и говорливость поразили Николя; при дворе ему доводилось только видеть Шуазеля, но не разговаривать с ним. Зная, без сомнения, что Николя не принадлежит ни к какой клике, Шуазель тем не менее настойчиво расспрашивал его о новостях политики, что немедленно насторожило гостя. Тогда герцог рассказал ему о своем желании соорудить у себя в парке, на берегу водоема, китайскую пагоду в честь верных своих сторонников. Принятый госпожой де Шуазель, Николя был очарован ее кротостью и ровным обращением. Она сообщила, что постоянный поток сторонников ее супруга утомляет ее, а истинным блаженством является наслаждение дружбой, но тем, кому суждено обитать на земле, нельзя вечно пребывать на небесах, а посему счастье лучше и надежнее хватать за хвост, как только оно появится.

Затем они посетили королевское аббатство Фонтевро, где Николя повидался со своей сестрой Изабеллой. Присутствие Луи, впервые представленного тетке, позволило избежать какого-либо стеснения; Николя радовался, глядя на некогда столь любимое им очаровательное лицо, выглядывавшее из-под монашеской вуали. Увидев племянника, монахиня разрыдалась: сходство Луи с его дедом возрастало день ото дня. Затем настало время для мирной беседы, сладостных слез и обещаний увидеться вновь. Аббатиса устроила им роскошную трапезу. Разговаривали о музыке, обсудили последние новости города и двора. Монахини, сидевшие за столом, принадлежали к самым знатным семействам королевства, и ни одна из них не утратила таланта ведения светской беседы. Покидая Фонтевро, они увозили с собой множество баночек с вареньем, всевозможный мармелад и благословения. Николя долго ехал молча; он думал о том, что одна из ран, нанесенных ему жизнью, наконец-то полностью затянулась, и от этого он испытывал печальное умиротворение. Однако он не дерзнул задать Изабелле вопрос, давно уже готовый сорваться с его губ: он хотел знать, кто его мать. Прибыв в Нант, они разместились в старой гостинице, где когда-то он останавливался с Нагандой. Тамошние клопы по-прежнему поджидали путников, и, чтобы отразить атаки их голодных армий, им пришлось прибегнуть к бальзаму доктора Семакгюса. Затем он отправился к городским старшинам и узнал, что ожидаемый им корабль прибудет никак не раньше, чем дней через десять; известие это принес экипаж легкого быстроходного судна, вернувшегося с Антильских островов, откуда оно отчалило неделю назад, обогнав по дороге искомый корабль.

Пользуясь неожиданно выпавшим свободным временем, Николя решил сделать Луи сюрприз — отвезти его в Ранрей. В течение нескольких дней он занимался делами поместья, подолгу разговаривал с управляющим, сьером Гийаром, и обходил жилища арендаторов, многие из которых узнавали в новом маркизе мальчишку, некогда игравшего с ними в суле на илистых берегах в устье Вилена. В замке все напоминало о маркизе де Ранрее. Он долго стоял в часовне над его могилой, а затем отправился в Геранд, в церковь, где был погребен каноник Ле Флок, дабы почтить его память. С радостью от приезда в родные места вместе с сыном, связующие узы с которым за время путешествия многократно окрепли, соперничала невыразимая печаль возврата к прошлому и к самому себе. Однако постоянная необходимость отдавать распоряжения и напоминать о проведении срочных работ, визиты к соседям, проживавшим в окрестных замках, постепенно рассеяли окутавшее его облако ностальгии. Наконец прибыл гонец с последними новостями. Шторма, нередко бушующие зимой возле побережья Бретани, заставили суда направиться в Нант. Один из фрегатов королевского флота обнаружил истерзанный морем корабль в бухте Киберон, где тот бросил якорь в эстуарии Орэ, ожидая разрешения пристать к берегу.