Таинственный замок

– Ах, да, бедный старый Мирепа! Что за невероятный обманщик! Ох уж это его чревовещание, набитые опилками крокодилы и волшебные лампы! Хотя он довольно точно напророчил некоторые счастливые случайности, сделавшие вас хозяином королевства. Но бедняга – всего лишь безобидный невежда, несущий всякий вздор. А я лишь приложил немного усилий к осуществлению его пророчеств, с целью сделать вас единственным родственником мужского пола у смертного одра короля, – улыбаясь, заметил Флориан.

В словах Орлеанского сквозила досада:

– Давай поговорим о более приятных вещах. Что касается твоего заключения под стражу…

– Я прошу ваше высочество принять к сведению, мой визит на празднование дня зимнего солнцестояния связан с делами семейными, и я не могу не прийти. А значит, я должен на некоторое время сохранить свободу. Должен просить вас придержать указ о моем аресте.

– Флориан, не слишком ли много раз ты повторил слово «должен»? Давай решим вопрос по-дружески. Я отложу твой арест до послезавтра, а ты проведешь ночь здесь, мой обиженный красавчик. А всего лишь через неделю тебя освободят из Бастилии, – Орлеанский положил руку на плечо герцога.

Флориан нетерпеливо освободился от объятий Филиппа.

– Черт возьми! Я умоляю вас, оставьте все эти ласки для спальни! Нет, вам придется найти другого партнера на сегодня. Я действительно не могу согласиться на арест и испортить себе Рождество.

– Но если я продолжу игнорировать твои выходки, могут пойти ненужные разговоры.

– Возможно, ваше высочество. Но, боюсь, под арестом я тоже стану разговорчивым.

– И что же ты поведаешь миру?

Флориан некоторое время изучал лицо герцога, сидевшего за другой стороной письменного стола.

– Я расскажу о недавней смерти дофина; о смерти герцога Бурбонского; о смерти маленького герцога Бретаньского; о смерти герцога де Берри. Я расскажу о смерти всех, кто стоял между вами и властью. Я расскажу, наконец, о необъяснимых смертельных болезнях ваших кровных родственников, сделавших вас хозяином Франции и претендентом на трон.

Орлеанский выдержал паузу. Когда он заговорил, голос его был спокойным, но немного хриплым.

– Ваше счастье, друг мой, что я отослал слуг. Я ожидаю мадам де Фалари, до забавного застенчивую в своих супружеских изменах. Итак, мы одни и можем говорить откровенно. Так вот, я предупреждаю, что никому не позволительно шантажировать принца крови. Если ты продолжишь в том же духе, то вскоре у тебя не будет возможности говорить о чем бы то ни было ни в одной из подчиненных мне тюрем.

– Ах, ваше высочество, не стоит угрожать мне. Вы первый пожалеете о моей смерти.

– Я буду сожалеть о вашей смерти? Не уверен в этом, – голова Орлеанского почти лежала на его левом плече.

– Монсеньор, элементарные правила этикета требуют, чтобы чья-либо смерть вызывала хотя бы подобие горестных чувств у друзей покойного. Убежден, ваше горе будет глубоким и неизбежным. Поскольку я не являюсь приверженцем трюизмов…

– А какое отношение имеют трюизмы к нашему делу?

– Утверждение, что мертвые не говорят, ваше высочество, и есть трюизм.

– Да. Скажу откровенно, именно эта мысль и пришла мне в голову минуту назад.

– Должен разочаровать вас, монсеньор. Мое завещание уже составлено, судьба усадьбы и имущества предопределена. Частью завещания является также одно письменное послание – весьма правдивая история о последних часах жизни четырех ваших родственников. А адресовано письмо вашему кузену – герцогу Бурбонскому. Стоит мне скончаться в одной из ваших тюрем – а я вполне допускаю такую печальную возможность развития событий – и герцог получит мое письмо.

Филипп Орлеанский обдумал слова де Пайзена. И так уже по стране ходили недобрые толки. Люди на улицах выкрикивали «Сжечь отравителя!» вслед его карете. Но тут все гораздо серьезнее. Если Бурбонский узнает хоть половину того, что написано в письме, то последствия не трудно предугадать. Конечно, его не сожгут – все-таки речь идет о принце крови – но стремительное падение неизбежно. А за ним последует скоропостижная смерть от застрявшей в горле вишневой косточки…

Орлеанский хорошо понимал это. Он также знал Флориана.

В конце концов Филипп спросил:

– То, что ты сказал – правда?

– Слово дворянина, монсеньор!

Орлеанский кивнул.

– Жаль. Посмертное признание послужит гарантией вашей безопасности. Если вы говорите правду, то ваша смерть не принесет мне никакой выгоды. А вы говорите правду, черт вас возьми! Будучи дальновидным, вы остаетесь романтиком. Я еще ни разу не видел, чтобы вы нарушили данное слово или солгали в корыстных целях. Вы до странного щепетильны в таких вопросах.