Таинство

— Ах, да. Он был очень груб со мной.

— И Дарлингтон…

— Торговал тканями. Очень нежный. — Она рассмеялась. — Кажется, кто-то из них завернул меня в шелка.

— Неужели?

— И пролил сливки мне на колени. Ты мог бы быть им. Кто бы он ни был.

— У нас нет сливок.

— И шелка. Придумай что-нибудь еще.

— Я мог бы быть Джекобом, — сказал он.

— Думаю, мог бы, — согласилась она. — Но это не так забавно. Придумай что-нибудь еще.

— Еще был Джосая. И Майкл. И Стюарт. И Роберто…

Она двигалась в ритм словам. Столько мужчин, чьи имена и профессии он присвоил себе, чтобы распалить ее. Он становился ими на час или на день, редко дольше.

— Мне нравилась эта игра, — сказал он.

— Но больше не нравится?

— Если бы мы знали, кто мы…

— Теперь потише.

— …тогда, может, не было бы так больно.

— Это не имеет значения. Пока мы вместе. Пока ты во мне.

Теперь они были как одно целое, так тесно прижавшись друг к другу и переплетясь телами, что разделить их, казалось, невозможно.

Она снова стала рыдать, с каждым толчком из ее груди вырывался вздох. Имена по-прежнему срывались с ее губ, но это были только обрывки.

— Сил… Бе… Ганн…

У нее не осталось ничего, кроме блаженства, ощущения его члена, его губ. А он и вовсе умолк. Было только его дыхание, которое залетало ей в рот, словно он хотел оживить ее из мертвых. Глаза его были открыты, но он не видел ее лица, пламени свечей, дрожавшего вокруг. Это были только неясные очертания, проблески света и тьма, пульсирующая кругом, тьма наверху, свет внизу.

Это заставило его застонать.

— Что такое? — спросила Роза.

— Я… не знаю.

Это было мучительно — видеть перед собой то, что он видел, и не понимать, что это такое, — словно музыкальный фрагмент, вырванный неизвестно откуда. Будто ноты снова и снова звучали в его голове. Но, несмотря на боль, которую причиняло это видение, он не хотел, чтобы оно исчезло. В нем было нечто, вызывающее воспоминание о какой-то тайне, об этом он никогда не говорил даже с Розой. Воспоминание казалось слишком уязвимым, слишком хрупким.

— Джекоб?

— Да?..

Он посмотрел на нее, и призрак исчез.

— Мы что — уже закончили?

Ее рука нырнула в его пах, схватила член. Он быстро терял твердость, хотя половина его длины еще оставалась в ней. Он попытался снова войти в ее глубины, но член сжался гармошкой, не в силах преодолеть сопротивление ее ануса, и после двух-трех безуспешных попыток вышел наружу. Она недовольно на него посмотрела.

— И это все?

Он убрал член в брюки и поднялся.

— Пока все.

— Так что — теперь ты будешь трахать меня в рассрочку? — спросила она, опуская юбку и закрывая промежность, и села. — Я пустила тебя к себе в задницу, хотя мне этого и не хотелось, а ты даже не взял на себя труд кончить.

— Я отвлекся, — сказал он, поднимая пальто и просовывая руку в рукав.

— Это на что же?

— Точно не знаю, — отрезал Джекоб. — Послушай, женщина, о чем тут говорить? Ну недотрахались. Дотрахаемся в другой раз.

— Не думаю, — ответила она с презрением.

— Вот как?

— Думаю, нам давно пора расстаться. Если у нас не будет детей, все это не имеет смысла.

Он сверлил ее взглядом.

— Ты это серьезно?

— Да. Определенно. Серьезнее не бывает.

— Ты понимаешь, что говоришь?

— Очень даже понимаю.

— Ты об этом пожалеешь.

— Не думаю.

— Ты будешь вопить, как резаная, когда захочешь трахаться.

— Полагаешь, я так жажду твоих ласк? Господи боже мой, как ты заблуждаешься! Я ведь с тобой играю. Делаю вид, что возбуждаюсь, но на самом деле вовсе тебя не хочу.

— Это неправда.

Она услышала обиду в его голосе и удивилась. Такое случалось редко и, как все редкое, было дорого. Роза сделала вид, что ничего не заметила, потянулась к потертой кожаной сумке и достала зеркало. Пересела ближе к свечам и стала разглядывать свое отражение.

— А вот и правда, — не сразу сказала она. — Если между нами и было что-то, теперь оно умирает, Джекоб. Может, я когда-то и любила тебя, но уже забыла, как это бывает. И, откровенно говоря, вспоминать не хочется.

— Отлично.

Она поймала отражение Джекоба в зеркале и увидела, что он расстроен. Такое случалось еще реже.

— Как тебе угодно, — пробормотала она.

— Я думаю…

— Да?

— Мне хотелось бы какое-то время побыть одному…

— Здесь?

— Если ты не возражаешь.

Он щелкнул пальцами — в воздухе возникло огненное перышко, подпрыгнуло и погасло у него над головой. Ее не интересовал этот его дар. У нее были и свои знания, усвоенные мимоходом, как Стип усвоил свои. Так подхватывают шутки или сыпь.

«Пусть побудет один, — подумала она, — поразмышляет».

— Потом поешь? — спросила она, как заботливая жена, испытывая при этом какое-то извращенное удовольствие.

— Вряд ли.

— У меня пирог с мясом, если захочешь чего-нибудь.

— Неужели?

— Несмотря ни на что, мы можем поддерживать человеческие отношения.

Он выпустил из пальцев еще одну огненную стрелу.

— Не знаю. Может быть.

Она вышла, оставив Стипа наедине с его мыслями.

X