Таинство

С этими словами она удалилась на кухню, где пекла пирог с говядиной и почками. Уилл продолжал смотреть телевизор, надеясь, что скажут что-нибудь о нем, но прямой репортаж из деревни закончился и ведущий сообщил, что по всей Европе ведутся поиски Джекоба и Розы. Есть свидетельства, что пара, подходящая под описание, имеет отношение к совершенным за пять лет преступлениям в Роттердаме и Милане, а последнее сообщение пришло из Северной Франции, где Роза Макги была замешана в убийстве трех человек, включая и совсем юную девушку.

Уилл знал, что стыдно испытывать удовольствие (а он его испытывал), когда слышишь о таких преступлениях. Он научился у Джекоба не скрывать правду, но теперь не скрывал ее только перед одним человеком: перед собой. А что было правдой? Даже если Роза и Джекоб окажутся самой преступной парой в истории, он не жалел, что их пути пересеклись. Они связывали его с чем-то большим, чем та жизнь, которую он вел, и он будет хранить память о них, как о даре Божьем.

Из всех людей, которые с ним говорили, пока он выздоравливал, одна мать, как это ни удивительно, прекрасно понимала, что он чувствует. Словами она это никак не выражала — ее контакты с ним были краткими и деловыми. Но в выражении глаз (которые до этого времени были затуманены безразличием) теперь появились живость и внимание. Она больше не смотрела не него невидящим взглядом, как прежде. Мать пристально его изучала (несколько раз Уилл ловил ее на этом, когда она думала, что он не смотрит), и в глазах ее появлялось что-то необычное. Он знал, что это. Фаради и Парсонс боялись тайн, о которых он говорил. А мать боялась его.

— Как бы все это не вызвало у нее плохие воспоминания, — сказал ему отец. — Дела шли прекрасно, и вдруг это.

Он вызвал Уилла к себе в кабинет, чтобы перемолвиться с ним парой слов. Однако разговор, как всегда, перешел в монолог.

— Все это, безусловно, абсолютно иррационально, но у твоей матери есть очевидное средиземноморское свойство.

До этого момента он лишь раз взглянул на Уилла — смотрел в окно на дождь со снегом, погрузившись в свои мысли.

«Как Господин Лис», — подумал Уилл и мысленно улыбнулся.

— Но ей кажется, будто каким-то образом… ах, не знаю… смерть последовала за нами и сюда.

Он вертел в пальцах карандаш, но на этих словах швырнул его на безукоризненно прибранный стол.

— Такая глупость, — фыркнул он. — Но она смотрит на тебя и…

— Она винит меня.

— Нет-нет, — сказал Хьюго. — Не винит. Связывает. Вот в чем дело. Ты понимаешь? Она видит эти… связи. — Он покачал головой, его рот кривился. — Это у нее рано или поздно пройдет. Но пока нам придется терпеть. Одному Богу известно…

Наконец он повернулся в кожаном кресле и посмотрел на Уилла между кипами бумаг.

— А ты постарайся ее не раздражать.

— Я ничего…

— Ты ничего не делаешь. Я знаю. И когда вся эта трагическая чушь закончится и забудется, она выздоровеет. Но пока она очень чувствительна.

— Я буду внимательнее.

— Да, — сказал Хьюго.

Он снова уставился в хмарь за окном. Полагая, что разговор закончился, Уилл встал.

— Надо бы нам подробнее поговорить о том, что с тобой случилось, — сказал Хьюго.

Рассеянный тон свидетельствовал о том, что он не видит необходимости сделать это немедленно. Уилл подождал.

— Когда поправишься, — сказал Хьюго, — мы поговорим об этом.

3

Этот разговор так никогда и не состоялся. Когда Уилл поправился, никто ни у кого уже не брал интервью, телевизионщики уехали в другой уголок Англии, а вслед за ними исчезли и любители жареного. К Рождеству Бернт-Йарли снова принадлежал самому себе, и короткая минута славы Уилла закончилась. В школе его, конечно, донимали шутками, иногда довольно жестокими, но он, как это ни удивительно, был к ним совершенно равнодушен. А когда всем стало ясно, что прозвища и слухи его не трогают, Уилла оставили в покое.

Единственным источником боли было то, что Фрэнни держалась от него на расстоянии. За все время до Рождества она говорила с ним только раз, да и это был короткий разговор.

— Меня просили передать тебе кое-что, — сказала она.

Уилл поинтересовался кто, но она отказалась назвать имя.

Однако когда Фрэнни передала ему слова, источник сразу стал ясен. Да и сведения эти запоздали: Господин Лис уже посетил его. Уилл знал, что на всю оставшуюся жизнь этот гость будет частью его безумия.

Что касается Шервуда, то он вернулся в школу только на третьей неделе января, но все еще пребывал в подавленном состоянии. В нем словно что-то сломалось, какая-то его часть, которая прежде трансформировала умственную отсталость в своего рода странное врожденное свойство. Он стал бледным и безжизненным. Когда Уилл пытался заговорить с ним, Шервуд замыкался в себе или на глазах у него появлялись слезы. Уилл быстро усвоил этот урок и оставил Шервуда в покое — пусть себе выздоравливает в том темпе, который определила ему природа. Он был рад, что Фрэнни присматривает за мальчишкой. Она яростно бросалась на защиту брата, если кто-то пытался над ним подшутить. Ребята быстро поняли, что с ней лучше не связываться, и оставили их в покое, как и Уилла.