Перед ней он стеснялся так жадно лопать, как лопал теперь. Перед ним он стеснялся проявленной слабости, которую себе позволял. Потом были еще две большущие чашки растворимого кофе с молоком, вприкуску с вишневым пирогом и шоколадными печеньями. А потом его сморило. Нет, он успел все убрать, вымыть посуду, смахнуть крошки со стола. А потом еле добрался до своей кровати, уснул, кажется, еще у двери. А когда проснулся, был вечер, темный, непроглядный, с дождем и сильным ветром. И еще тихо на кухне мама говорила с тетей Ирой по телефону. И пахло блинчиками. Мама специально пекла их к его приходу, сообразил Игорек. И это было славно и привычно. И, конечно же, он никуда не поехал. Отец ему так и не позвонил и сам по-прежнему оставался недоступен. Игорек проверил, прежде чем перевернуться на другой бок и снова уснуть.
Завтра… Он все объяснит ему завтра…
– Мам, доброе утро, – Игорек вошел в кухню, виновато улыбнулся хлопотавшей у плиты маме. – Во я проспал, да, мам!
– Все хорошо. – Она дотянулась до него, прижала к плечу его голову, поцеловала в макушку. – Все хорошо, милый. Умывайся, сейчас будем завтракать.
Он пошел в ванную, вдруг вспомнил, что не успел купить мыла и зубной пасты. Тут же следом вспомнил, что этого всего нет не в этой ванной комнате, а совсем в другой. И радость тут же вытеснила мимолетное чувство вины.
– Эй, все хорошо? – заметила мать его заминку.
– Все хорошо, мам. – Он почесал левый бок, который даже отлежал, так долго и сладко спал. – Только… Блин! Уроки-то я не успел сделать, ма!
– Не переживай, – непривычно не обеспокоилась его мама-учительница. – Я поговорю с учителями, тебя не спросят сегодня.
– Здорово! – просиял он и тут же поспешил ее успокоить: – Только ты не думай, я все выучу.
– Я знаю, милый. Знаю. – Анна улыбалась милому заспанному лицу собственного ребенка. – Ты у меня очень взрослый и ответственный. Ты все сделаешь как надо.
Ого! Это было что-то новенькое! Игорек озадаченно нахмурился, рассматривая себя в зеркале. Хитрый мамин ход, чтобы он и на сегодня остался? Или настрадалась без него, прочувствовала? Бог их поймет, этих взрослых! Ладно, время покажет, как себя вести с ними с обоими. Воспитывать их еще и воспитывать, хоть они и взрослые. Так-то он и маму и отца любит. Но он же не виноват, что они все так запутали. Они его делят, а ему что теперь прикажете делать? Выбирать между ними, с кем ему хорошо, а с кем похуже?
– Ма, папа не звонил?
Игорек наложил себе целую гору поджаренных на масле блинчиков с сахаром и малиновым вареньем. Жевал и размышлял.
Почему отец не отвечает на звонки? Почему не позвонил ему ни вчера, ни сегодня утром? Разве не видел, что он дома не ночует? Если, конечно, мама ему все объяснила по телефону, тогда понятно. А если нет? Что значит? Он обиделся?
– Папа?
Аня вздрогнула. Она совсем забыла про его папу. Так обрадовалась, что сын ночевал дома, что забыла про его отца.
– Папа не звонил, – покачала она головой. – А ты… Ты разве не сказал ему, что идешь ко мне?
– Нет.
– Как же так?
Аня растерянно моргнула, пригладила осторожно волосы, заправленные за уши: она второй день не скручивала их клубком. И даже Никитин вчера оценил, показав ей посреди урока поднятый вверх оттопыренный большой палец.
– А вдруг он будет волноваться?
– Если бы волновался, сам бы позвонил, – буркнул Игорек, дожевывая последний блинчик. – А так не позвонил и на мои звонки не отвечает. Что думать-то?
– Ладно, не переживай. – Она тронула сына за плечо и улыбнулась. – Я сама позвоню ему. Или, если хочешь, съездим к нему после уроков, идет? Я сегодня рано освобожусь. Съездим к нему?
Игорек настороженно притих.
Мама решила, что он вернулся насовсем? Что он больше не станет у отца жить? Ох, мама, мама. Хитришь? Ставишь вопросы так, что, если он кивнет в знак согласия, назад пути ему уже не будет?
– Нет, мам, не надо. Я после уроков сам поеду туда.
– Ночуешь там? – спросила она непривычным смиренным тоном.
– Наверное. А где еще-то? – Он допил последний глоток кофе, полез из-за стола.
– Странно… – Анна поднялась, начала убирать со стола. И говорила скорее себе, чем ему. Да он, наверное, уже и не слышал ее, ушел из кухни. – Сначала съездить к папе, просто переночевать. Теперь просто переночевать ко мне… Как все меняется… Как все быстро меняется.
Она тут же загрустила. И проходила грустной до самого обеда, рассеянно слушая ответы учеников. Рассеянно рассматривая пустующее место Петровского. Завтра вообще в классе никого не будет. Все уйдут на похороны Нины Галкиной. Она тоже бы пошла, но сообщили, что отец Нины твердо настаивал ей не соваться на кладбище. Она решила подчиниться.
После четвертого урока ее вызвала Кольская и минут десять промывала мозг, рассказывая, как она – чистая и благородная душа – отстаивала ее кандидатуру в областном отделе народного образования. Как нахваливала ее. И именно с ее подачи Анне Ивановне позволили довести учебный год до его финального завершения. А иначе бы…
– Кстати, а что это вы прическу поменяли? – Кольская недружелюбно улыбнулась одними губами. – Не находите это фривольным для учителя?