Тайну охраняет пламя

– А знаешь, – закричал он, – там все как на пайцзе, все правильно и горбоносый смотрит правильно. И вот я все думал, думал, откуда это и на пайцзе и там, и вдруг мне пришло в голову, что, может быть, это оттуда, – и он махнул рукой на восток, где в свете восходящей луны едва проступала далекая вершина Мустаг-хан, над которой ярким голубым блеском горела Венера.

– Откуда оттуда? – закричал я. – С Мустаг-хан? Но машина загудела, и я не расслышал его последних слов. Еще несколько раз мигнул красный фонарик, но вот пропал и он.

Вдруг из ночи к костру влетел облепленный снегом Бартанг. Он заметался, обнюхивая лагерь, взвыл и несмотря на мои призывы, кинулся к дороге, туда, куда ушла машина. И исчез в метели.

Бартанг искал хозяина.

* * *

Через несколько месяцев и я ушел на фронт и там надолго забыл о своих памирских делах. И только после войны, вернувшись на Памир, узнал, что Смуров погиб.

Ушел, не завещав никому своего открытия.

Удивительно, как все люди, уходя на войну, твердо верят, что уж именно они-то вернутся живыми.

Мне недолго пришлось хлопотать, доказывая необходимость поисков капища: археологи были заинтересованы самим капищем, идолами, а геологи газом. И месяц спустя после того, как состоялось решение об организации экспедиции, мы уже начали работать.

Наша экспедиция не была многолюдной: мы представляли географию – я и Дима Костров. Археологическую разведку осуществлял Аркадий Аристов, небольшой подвижный человек, несколько похожий на Буратино. У него были беспокойные руки с шарнирами, позволявшими им сгибаться в любых направлениях. Волосы Аркадия вечно были всклокочены, на одежде всегда не хватало пуговиц, а шнурки на ботинках обычно волочились. Но в работе глаза у него были зорче рыси и нюх лучше, чем у легавой.

Его помощницей была Кира, девушка неплохая, но чересчур красивая, катастрофически красивая. Она вносила панику и погибель везде, где бы ни появлялась. В этом году, когда по дороге на Памир она прибыла на первую погранзаставу, то сраженный еще в прошлом году радист этой заставы дал в эфир панический сигнал: – "Воздух! Едет Кира!"

Слово воздух служило закодированным сигналом тревоги, просьбы о помощи, который посылала застава, подвергшаяся нападению подавляющих сил противника. За этот "воздух" радист получил двадцать суток ареста, Кире же достались немеркнущие лавры душегубки.

Геологию представлял у нас Рыбников, мрачный человек и страшный мизантроп. Он, кажется, ненавидел решительно всех на свете, а больше всего женщин, особенно научных. Их он называл не иначе как "куриная голова".

Рыбников в лагере экспедиции бывал мало и предпочитал путешествовать в одиночку. Он появлялся обычно совершенно неожиданно, нередко среди ночи, как бы материализуясь из темноты. А затем он мог исчезнуть буквально в середине фразы. В работе Рыбников был самоотвержен и талантлив. Но с людьми совершенно несносен.

Ко мне он относился довольно прилично, и даже гадости говорил сравнительно редко. Произошло это потому, что при первом знакомстве мы так сцепились, что дело дошло до драки.

Коллектором у Рыбникова был Вася Коровин, нежный студент с льняными волосами и девичьим телосложением, имевший удивительное пристрастие ко всему пиратскому. Обладая пронзительным голосом и скверной гитарой, он любил распевать кровожадные пиратские песни собственного сочинения, в которых реи трещали под тяжестью повешенных, а лязг абордажных топоров заглушал рев тайфуна в Желтом море.

Должность завхоза, или как выражался Дима, "наш вор-хозяйственник" был представлен Сережей Рябининым, человеком, отличающимся "крайней бережливостью". Он, например, мог бриться в течение целого месяца одним лезвием, подолгу направляя его на ладони, мол, "что же его бросать, когда оно еще острое".

Поваром у нас был Кара-бай, казах по национальности и мусульманин по вероисповеданию, с самого начала категорически заявивший, что к свинине он не прикоснется ни за какие блага мира. Но этот правоверный мусульманин на третью ночь пребывания в экспедиции так набрался казенного спирта, что чуть не помер. Должность караван-баши у нас занимал старик Джемогул, тоже правоверный мусульманин, мой старый хороший друг, много раз выручавший меня во времена басмачества. Вот и весь состав нашей экспедиции.

Нам была обещана помощь пограничников и альпинистов, так что в своих поисках мы не были одиноки.

Почему же мы начали работу именно с Курумды? И как собирались искать?

Начали мы с Курумды потому, что знали, что Смуров отправился отсюда в свой последний маршрут осенью, во время которого он нашел капище… Значит, нам приходилось обыскивать все места, где бы он мог побывать за эти девять дней, что шел отсюда к последнему лагерю. Начали поиски отсюда еще и потому, что здесь всегда стояла юрта Сатанды, самого религиозного человека в тех местах. И хотя он был мусульманин, но можно было думать, что если кто и "посвящен", так это он. Ведь никаких огнепоклонников даже по Бартангу сейчас на Памире не осталось.

Кроме того, мы знали, что у Сатанды, во всяком случае, прежде была пайцза.