Исполнив этот ритуал и пожав обеими руками его руки, мы уселись на одеялах и потупились. Так полагалось, не нужно было торопиться.
Я смотрел на Сатанду и любовался.
Сатанда был типичный кара-киргиз, высокий, широкоплечий, красивый, с какой-то спокойной и величественной осанкой.
– Слушай, аксакал! – помолчав, неторопливо начал я. – Хотел попросить тебя помочь. Поможешь?
– Все, что я могу, все, что мое – бери. Я рад. Мы старые друзья,сказал он, разводя руками и как бы предлагая распоряжаться юртой и всем его имуществом.
– Что нужно – все твое!
– Спасибо, – сказал я, – мне совет твой нужен
– Совет?
– Да, совет.
– Говори.
– Сатанда, у тебя есть пайцза?
– Какая пайцза?
– Ну, знаешь, с женщиной.
– Нет, начальник, нету.
– Ну ладно, нет, так нет. Теперь еще есть просьба, ты ведь знаешь, что мы ищем?
– Ну, знаю, – неторопливо сказал он, – только ведь это все так…
– Ты уверен?
– Конечно. Я здесь родился, здесь и деды мои жили. Неужели бы я не знал, если бы это была правда. Искать можно. Но искать-то нечего!
– Я все-таки думаю искать, – сказал я.
– Дело твое.
– И не только буду искать, но и тебя прошу. Помоги.
– Да чем же я могу помочь?
– Поедем с нами, поищем вместе.
– Куда?
– Вверх на Курумды, на Солонкуль, на Сютатыр-сай.
Минуты две Сатанда молчал, его глаза блуждали по разным предметам, явно не видя их. Он думал. Но лицо его было совершенно бесстрастно.
– Ну что же, – наконец тихо произнес он. – Другу надо помогать. Может быть, я и покажу тебе кое-что, – и он протянул мне обе руки.
Через несколько дней, обшарив все в окрестностях Зорташа и нижнего Курумды, не найдя ничего и так и не поняв, кто же это перекопал конус выноса, мы сняли лагерь и целый день шли вверх по долине Курумды. Долина Курумды в нижней части широка и по дну ее змеится река. У нее есть берега, глубокие омуты, большие и маленькие острова. Нет только одного, нет воды, река совершенно сухая. Только в самые жаркие летние дни после сильного таяния ледников по гребням хребтов, в русле появляется вода.
Вечером мы стали на берегу сухого ручья и долго оглядывались во все стороны, где бы достать воду.
Но нам не пришлось идти за водой, река пришла к нам сама. Сначала она показалась вдалеке, потом прошла у наших ног. Не прошло и десяти минут, как рядом с нами быстро бежала веселая река с таким видом, как будто она текла здесь всегда.
Лагерь вырос быстро, не прошло и получаса, как стояли уже палатки, лошади были развьючены и привязаны, а под казаном загорелся костер.
Красива долина Курумды. Сурова и красива.
По обе ее стороны тянутся хребты, но они очень разные. Хребет с юга поражает своей мощью. В плавном взмахе его гребня, поднимающегося до пяти с половиной тысяч метров, есть что-то спокойное и величественное. Совсем другой хребет обрамляет долину с севера.
Вершины этого хребта, обточенные ветром, солнцем и водой, превратились в странные причудливые фигуры. Тут есть и замки, и удивительные лица, и фигуры зверей. Особенно странен был утес на гребне хребта, стоявший над нашим лагерем.
Этот утес имеет форму головы человека с закинутым горбоносым лицом, глаза которого смотрели куда-то вдаль. Это лицо странно, оно внушало какое-то беспокойство, оно что-то смутно напоминало. Но что? Я никак не мог вспомнить. Не верилось, что эта голова, это лицо созданы природой. Ниже головы каменного великана на крутом склоне горы был выступ как бы рука этого богатыря, сжатая в кулак. Кулак, как балкон, выступал на крутом склоне.
– Посмотри, а? – показывая на голову, говорил Димка, – какое странное лицо! Ведь он что-то хочет сказать!
Мы поужинали, все разошлись спать, а я долго лежал в палатке, смотрел и думал, и в гаснувшем освещении эта гигантская голова все также смотрела с гребня хребта куда-то вдаль. В вечерних сумерках она стала еще более живой, еще более странной.
Все затихло в лагере, весь лагерь спал, когда я увидел, как встал на намаз Сатанда. Его неподвижная фигура с закинутой головой, с совершенно каменным лицом и полузакрытыми глазами была удивительно красива. Он стоял на коленях. Казалось, погруженный в молитву, Сатанда в экстазе не видит ничего.
Я, незамеченный, смотрел из темноты на эту самозабвенную молитву и думал: "Неужели его молитва действительно искренняя?" Неожиданный сильный порыв ветра раздул костер и бросил молящемуся в лицо целую горсть искр, я видел даже, как чуть затлела борода. Но удивительно, его лицо даже не дрогнуло, не мигнули веки. Весь мир исчез для этого фанатика: он не видел, не чувствовал ничего.
Я залез в свой спальный мешок с некоторым смущением, ибо считал, что верить искренне может только дурак, а умный верующий – это жулик. Глубокая молитва Сатанды сильно удивила меня. Неужели в наше время могут искренне верить и умные люди? – думалось мне. Или, может быть, Сатанда не так умен, как кажется?
Утром я задержался, все уже ушли на работу, в лагере остались только я и Сатанда, который, сидя на кошме, неторопливо чинил уздечку, и мне казалось, что он чем-то озабочен. Он то задумчиво посматривал на окружающие горы, то в мою сторону, потом подошел ко мне, сел у входа в палатку.