Тайну охраняет пламя

– Спускайтесь в первый этаж, – говорит Вары. Вот перед нами прошли разрезы всех этажей до низу. Когда мы спустились в нижний этаж – на экране отразились ясные разрезы стен, двигающихся людей. Странное зрелище мечущихся в клетке разрезов живых существ.

– Вот что нужно медицине, – говорит профессор. В наушниках голос Мюллера.

– Тшетветь перво. Все благополушно?

– Да! Да! – отвечаем мы.

– Теперь комбинация. Зет и зет два, – говорит шеф. – Давайте поворот последнего зеркала и возьмите выше.

И сразу вестибюль преобразился, по нему забегали живые люди, с высоты видны их головы, плечи.

– Отдохнем.

– Перерыв! – кричу я вниз.

Дрожь моторов стихает. Зажегся свет. Мы сидим друг против друга, усталые и потные.

– Устали? – спрашивает Вары.

– Немного, – отвечает учитель. – Теперь последнее и самое точное усилие. Аппарат должен превратиться в человека, т. е. смотреть не сверху, а сбоку, как человек. Для этого мы делаем еще излом луча, вводим еще одно зеркало. Таким образом луч превращается в зрячего человека, мы сможет гулять по коридорам и быстро отыскивать кабинет руководителя.

И действительно, через пять минут я уже уверенно вел аппарат по коридору. На первом же повороте мы прошли сквозь двери и попали в комнату секретаря с посетителями, чинно сидящими и ожидающими своей очереди.

– Знаете, это даже смешно становится! – сказал я, проникая сквозь закрытую дверь в следующую комнату.

– Смотрите! Неужели он?

Я приблизил аппарат вплотную, и на экране предстала сидящая за столом фигура полковника. Он бесстрастно слушал джентльмена, небрежно развалившегося перед ним в кресле. Его худое энергичное лицо с холодными глазами и поднятой стеклышком монокля бровью ничего не выражало. Он смотрел прямо на нас, потом кивнул – должно быть в знак согласия, и сказал несколько слов. Его собеседник также кивнул, достал из кармана довольно объемистую фляжку, открутил и налил в крышку, а затем передал полковнику. Полковник отстранил ее, вынул из кармана пробирку с каким-то гомеопатическим лекарством и предложил собеседнику. Тот было отказался, но затем, выпив свою крышку, потянулся и взял из бутылочки полковника гомеопатический шарик и проглотил его в виде закуски.

– Довольно! Дайте свет. Кино работает?

– Конечно.

– Теперь точнейшим образом запишем показатели всех приборов, чтобы больше не искать этого момента, а сразу ставить на него.

Это заняло порядочно времени. Мюллер кричит:

– Один часов! Благополушно?

– Вполне! – отвечали мы. – Отдыхаем.

Сделав получасовой перерыв, мы снова приступили к работе. Нашей целью было найти штаб, руководящий готовящейся интервенцией. Он должен находиться где-то рядом. Это было утомительное путешествие! Я изнемогал от непрестанных перемен и перестроек зеркал, блуждая по бесконечным коридорам, и уже приходил в отчаяние, когда наткнулся на дверь с надписью "Бюро по найму матросов".

Мы вошли в эту дверь. Там сидел маленький седой человек, лысый и с виду добродушный, в штатском. Это был Гонзалис – руководитель готовящегося десанта.

– Попробуем подняться над его головой и снять письмо, лежащее на столе.

Я никак не ожидал, что можно будет с такою остротою навести аппарат! Он оказался точный до такой степени, что письмо мне удалось сфотографировать во весь экран.

– Теперь вернемся к прежнему положению. Я привел аппарат в положение человека-зрителя. Старик, словно почувствовал наш взгляд, стал тереть себе щеки и лоб, начал чихать, потом сорвался со стула и так быстро скрылся, что я не смог последовать за ним.

Я хотел погнаться за стариком, но что-то спутал и вышел не на соседнюю улицу, а куда-то на окраину порта. Возле белых длинных пакгаузов порта стояла большая толпа. Сквозь нее двойной ряд полицейских пропускал в заводские ворота автобусы и грузовики, наполненные людьми. Толпа волновалась, разевались рты, махали руки. Люди, сидевшие в грузовиках, смотрели себе под ноги. Все ясно. Забастовка. Полиция. Штрейкбрехеры.

Когда замолкли звуки моторов и зажглась люстра, мы долго сидели молча.

Явился Мюллер и поздравил с успехом.

– А почему вы знаете?

– Ошень просто. Ви так кричаль – все слишно.

Черт возьми! Это нам и в голову не приходило! Я изнемог от усталости и ушел к себе.

Но опять пришел Щербо и зашагал из угла в угол.

– Почему меня не допускают? Если не верят, пусть скажут прямо!

Он сидел возле моего стола, продолжая возмущаться, играл каким-то нераспечатанным письмом.

Я лежал, смотрел в потолок и молчал. Внезапно его речь прервалась. Я перевел глаза с потолка на него. Он с жадностью рассматривал конверт.

– Вы знакомы с Долорес?

– Что-то не помню.

– Это ее почерк. Я его отлично знаю. Вы давно с нею знакомы?

– Это что, допрос?

И взяв письмо, распечатал его. Действительно, это была благодарность за когда-то посланные цветы и просьба помочь ей в каком-то деле.

– Простите мою нескромность. Я после смерти мужа потерял ее из виду.

Я промолчал.

Проводив Щербо, я вышел в сад и столкнулся с Байроном.

– Погуляем, – предложил я.

– Некогда. Пойдемте во вторую лабораторию. Я согласился.